Стенли Уаймэн - Красная кокарда
— Вы идете в Ганж? — без всяких предварительных обращений закричала ему маркиза.
— Да, сударыня, — спокойно отвечал он, подходя и кланяясь.
— Мы можем взять вас с собой.
— Тысячу раз благодарю вас, — ответил он, сверкнув глазами. — Вы очень добры, если только этот господин не имеет ничего против.
И он посмотрел на меня, не стараясь даже скрыть своей улыбки.
— О, конечно, он ничего не имеет, — отвечала за меня маркиза с оттенком презрения в голосе.
Как ни был я сначала удивлен этой встречей, но она открыла мне глаза. Очевидно было, что она была подготовлена заранее, и я не мог более переносить такого положения.
— Позвольте, маркиза. Ведь я не знаю, кто этот господин.
Маркиза молча уселась опять на свое место, а незнакомец подошел с ее стороны к карете и заглянул внутрь. Его широкое грубоватое лицо выражало большую силу и было не лишено приятности. Глаза были быстры и блестящи, подвижный рот не переставал улыбаться. Рука же, которой он взялся за дверцу кареты, была огромна.
— Пустяки, — промолвила маркиза, бросая на меня сердитый взгляд. — Пожалуйста, садитесь, — прибавила она, обращаясь к незнакомцу.
— Позвольте, — возразил я, приподнимаясь. — Велите ему остановиться. Подождите, пока я…
— Это мой экипаж, — с яростью перебила меня маркиза.
— Совершенно верно.
— В таком случае, что же вы хотите?
— Я хочу выйти из него прежде, чем этот господин займет в нем место.
С минуту мы молча смотрели друг на друга. Видя мою решимость, она понизила тон.
— Почему вы хотите выйти? — спросила она, часто задышав. — Неужели только потому, что он хочет сесть с нами?
— Потому, что я не вижу никаких причин приглашать к себе в экипаж человека, которого мы не знаем. Мало ли кем может быть этот человек…
— Я знаю его, — отрезала маркиза. — Довольно с вас этого?
— Пусть он назовет себя.
До сих пор незнакомец стоял молча, не принимая никакого участия в споре, и только с улыбкой посматривал на нас. Но тут он вступил в разговор:
— С удовольствием. Меня зовут Алибан, я адвокат из Монтобана, и неделю тому назад у меня еще было хорошее состояние…
— Неправда, — резко перебил я его. — Я вам не верю. Вы не Алибан из Монтобана, а Фроман из Нима.
Он стоял спиной к заходящему солнцу, и его лицо было в тени. Поэтому я не мог видеть, как подействовали на него мои слова.
Прошло несколько секунд, прежде чем он собрался мне ответить. Но заговорил он совершенно спокойно, с большим тщеславием, чем с беспокойством.
— Ну, а если и так? Что же из этого?
— Если вы действительно Фроман, — решительно заявил я, встречаясь с ним глазами, — то я отказываюсь ехать вместе с вами.
— Следовательно, маркиза, которой принадлежит эта карета, не может ехать со мной?
— Не может, пока она моя спутница.
Он нахмурился, но сейчас же напустил на себя прежний беззаботный вид.
— А почему бы и не ехать со мной? Разве я недостаточно хорош, чтобы составить вам компанию?
— Дело не в том, хороши вы или нет, — резко сказал я, — а в паспорте. Я не желаю ехать с вами потому, что я имею поручение от теперешнего правительства, и знаю, что вы действуете против него. Я солгал ради маркизы и ее дочери, ибо надо было спасать женщин, но я не хочу лгать ради вас и служить вам ширмой. Поняли?
— Вполне, — медленно проговорил он. — Я служу королю. Позвольте узнать, кому вы служите?
Я промолчал.
— От кого же вы имеете командировку?
Я бесился от этих вопросов, но продолжал молчать.
— Послушайте, виконт, — вдруг заговорил он совсем другим тоном, — будьте сами собою. Я Фроман, вы угадали. Я беглец, и если б мое имя обнаружилось за какую-нибудь милю отсюда, в Вилльроге, я был бы немедленно повешен. То же самое случилось бы и в Ганже. Я в вашей власти, и прошу меня приютить. Позвольте мне проехать через Ганж в качестве одного из ваших спутников, я постараюсь извернуться сам.
Я не ожидал, что отказать для меня будет так трудно. Приняв твердое решение несколько минут назад, я теперь колебался самым жалким образом. Я чувствовал, что лицо мое горит, что маркиза не спускает с меня сверкающих глаз, испепеляя меня взором, и я почти уж согласился. Но, отвернувшись от них в сторону, я быстро дотронулся рукой до кармана, в котором лежал пакет с моей командировкой, и это прикосновение сразу произвело переворот в моих чувствах. Я опять увидел вещи в их прежнем свете и, хорошо это было или дурно, возмутился тем, что я только что хотел сделать.
— Нет! — с гневом воскликнул я. — Не желаю! Не желаю этого!
— Вы трус, — страстно закричала маркиза.
Вскочив со своего места, как будто желая ударить меня, но, дрожа, вдруг опустилась на свое место.
— Может быть, — сказал я. — Но я не желаю ехать с вами.
— Почему? Почему? — кричала она.
— Потому, что я еду по поручению правительства, и пользоваться своим положением для того, чтобы прикрывать господина Фромана, значило бы сделать то, чего бы и он сам не мог сделать. Вот и все.
Фроман вместо возражения только пожал плечами. Зато маркиза была в неистовстве.
— Дон-Кихот! — кричала она. — Вы несносны! Но за это вы поплатитесь! Да, поплатитесь, — повторила она гневно.
— Пожалуйста, маркиза, прошу вас не угрожать мне, — возразил я. — Если бы я даже и хотел посадить к нам господина Фромана, то все равно не мог бы этого сделать. Вы забываете, что барон де Жеоль отстает от нас всего на какую-нибудь милю и тоже едет в Ним. Он может показаться каждую минуту, и, если окажется, что я отыскал себе еще и брата, и что семья моя увеличивается, то едва ли он отнесется к этому равнодушно.
Но мои слова, которым она не могла отказать в основательности, не произвели на нее никакого впечатления.
— Вы несносны! — кричала она. — Пустите меня! Пустите меня!
Последние слова относились к Фроману. Я не противоречил ей.
Оба отошли на несколько шагов и поспешно о чем-то заговорили. Я следил за ними краем глаза. Вновь Фроман представлялся мне каким-то оторванным от всех, затерянным в этой печальной местности, одиноким, среди опасностей пути, и я начал чувствовать угрызения совести. Через мгновение я, быть может, уже раскаялся бы в своем отношении к нему, но вдруг кто-то тронул меня за рукав. Обернувшись, я увидел восхищенное, и вместе с тем, любопытное лицо Денизы.
— Сударь, — заговорила было она, но я схватил ее за руки и с жаром поцеловал их.
— Не надо, не надо, — прошептала она, краснея до корней волос. — Я хочу предостеречь вас, хочу просить вас…
— А я хочу благодарить вас, — прошептал я так же тихо.
— Я прошу вас быть осторожнее, — продолжала она, сердито покачивая головой, как бы желая этим заставить меня замолчать. — Слушайте! Для вас готовится западня… Моя мать не желает вам зла, хотя и очень сердита на вас. Но этот человек — отчаянный, а мы теперь в самом узком месте… Берегитесь!
