Густав Эмар - Сакрамента
Француз, крайне удивленный тем, что индеец так легко его разгадал, испытал поначалу сильное смущение, но тотчас же оправился.
— Вы хорошо сказали, начальник. Разве кто-нибудь может обмануть такого мудрого вождя, как Опоссум? Я действительно пришел на разведку, но как только узнал Красных Бизонов, решил сейчас же себя обнаружить и сесть вместе с ними у огня совета, потому что мне больше уже нечего было бояться.
Начальники поклонились молча.
— Я знаю, что теперь как раз наступает время, когда индейские племена имеют обыкновение охотиться.
— Уже пять раз всходило солнце с тех пор, как Красные Бизоны покинули свою зимнюю деревню, — отвечал Опоссум.
— Я знаю, как мудры и осторожны мои братья, и вид их огня не мог не удивить меня.
— Секира войны зарыта между команчами, пауни и апачами… Их воины будут охотиться вместе.
— Эта новость наполняет радостью мое сердце, начальник, и дает мне смелость обратиться к вам с одной просьбой.
— Уши начальника открыты, голос Пантеры им приятен, бледнолицый охотник может говорить.
— Я служу проводником людям моего цвета, — продолжал француз.
— Их всего двадцать один человек, считая двух юных девушек с глазами газелей, прекрасных, как дева первой любви. Опоссум их видел.
— Мои брат знает все, — сказал француз, скрывая удивление.
— Красные Бизоны — полные хозяева саванны, никто не способен укрыться от их глаз.
— Эти путешественники направляются в Сонору и хотят только перейти пустыню, не задерживаясь нигде надолго… Опоссум сам только что говорил, что племя Красных Бизонов считает меня своим другом.
— Пантера всегда был хорошим другом и верным союзником команчей. Что ему теперь нужно от Красных Бизонов? Они все для него сделают.
— Благодарю, начальник, — отвечал француз, не скрывая удовольствия по поводу услышанного. — Я был уверен, что именно такой ответ услышу от моих братьев команчей.
— Неблагодарность — порок бледнолицых, — опять назидательно изрек начальник. — Благодарность — добродетель краснокожих.
— Это верно, начальник, и мне особенно приятно это теперь но, клянусь Богом, если вам когда-нибудь понадобится помощь моего карабина, я к вашим услугам.
— Карабин моего брата бьет далеко и метко, — улыбаясь, продолжал начальник. — Такой помощью нельзя пренебрегать и, если нам понадобится помощь Пантеры, мы позовем его… Пантера хочет, чтобы топор войны был зарыт между Бизонами и его бледнолицыми друзьями? Хорошо… Как только мои молодые воины сообщили мне о том, что Пантера путешествует вместе с караваном, я бросил топор так далеко, что никто не сумеет его найти… Мой брат желает еще чего-нибудь?
— Да, начальник, я хотел бы, чтобы так же дружелюбно относились к нам и другие индейские племена.
— Они уже предупреждены, проход свободен, мой брат не встретит на своем пути никаких врагов, кроме бледнолицых.
— Как! Вы и это знаете? — вскричал Луи, остолбенев от удивления.
— Разве мы дети? — возразил начальник. — Мы наблюдали из засады за переправой через реку. Мой брат и его друзья храбро сражались.
— Да, — сказал француз, — но только теперь бледнолицые, о которых говорит мой брат, больше не страшны нам. Они, как зайцы, бежали в большие деревни бледнолицых и, по всей вероятности, уже не рискнут появиться в пустыне, где на каждом шагу их может подстерегать встреча с храбрым и ловким противником.
Индейский начальник покачал головой:
— Мудрый воин всегда должен быть готов сражаться, если он знает, что мокасины войны идут по одной с ним тропинке и идут по его следам… Пантера мудрый и опытный воин, и он как следует обдумает слова Опоссума.
Луи Морэн знал, что когда индейцы начинают говорить загадками, никакая сила в мире не в состоянии заставить их раскрыть свои карты, а потому и не стал ни о чем расспрашивать. Между тем, слова начальника он без труда истолковал, как предупреждение о том, что враги его, несмотря на неоднократные неудачи, все еще не считали игру проигранной, и поэтому ему следует удвоить бдительность для того, чтобы отразить внезапное нападение, по всей вероятности, в очень недалеком будущем.
— Слова моего брата проникли в мои уши, — сказал француз, — я не забуду их.
Затем он поднялся, взял свое ружье и собрался уходить.
— Мой брат уже уходит? — спросил его Опоссум.
— Да, мне пора, начальник, я уже давно покинул лагерь и теперь должен спешить к моим друзьям.
— Гостя посылает Ваконда, он имеет право остаться или уйти, как ему будет угодно… Пусть мой брат возвращается в свой лагерь… Друзья должны уметь угадывать просьбу, которую храбрый человек не хочет высказать. Красные Бизоны снова увидятся с Пантерой прежде, чем он выйдет из саванны. Прощай.
— Прощайте, — ответил француз и, снова поклонившись индейским вождям, вскинул ружье на плечо и ушел.
Француз вышел из лагеря краснокожих часов около двух ночи и, так как ему теперь незачем было уже соблюдать предосторожность, отправился напрямик к лагерю. Но он шел не спеша, потому что расстояние, отделявшее его от своего лагеря, было сравнительно небольшое, а он хотел дорогой как следует обдумать разговор с команчскими начальниками.
Судьба и на сей раз, видимо, благоволила к нему, устроив случайную встречу с племенем Красных Бизонов, с которыми у него издавна сложились дружеские отношения и на поддержку которых теперь он в какой-то степени мог рассчитывать.
— Пусть только они не трогают нас, — шептал он. — Больше мне от них ничего не нужно.
Вскоре он уже подходил к сторожевым огням своего бивуака.
Дон Мигуэль не ложился и с нетерпением ждал возвращения дона Луиса. Длительное отсутствие француза начинало всерьез его беспокоить, и потому, едва завидев его, он поспешил к нему навстречу.
— Ну? Что нового, друг мой?
— Новостей куча!
— Неужто вы принесли нам. добрые вести?
— Как вам сказать? Нет худа без добра, и в том, что мне удалось узнать, есть и плохое и хорошее, однако хорошего гораздо больше.
И француз подробно рассказал дону Мигуэлю обо всем, что с ним случилось с момента выхода из лагеря и кончая посещением лагеря Красных Бизонов.
— В таком случае, мы спасены, — резюмировал дон Мигуэль, выслушав рассказ Луи Морэна.
— Не совсем так. У нас есть еще и другие враги.
— Этих врагов больше нечего бояться, — возразил дон Мигуэль. — Как бы вы, друг мой, ни старались уверить меня в противном, я убежден, что дон Рамон слишком осторожен и ни за что не рискнет отправиться за нами в пустыню.
— А я, наоборот, думаю, что дон Рамон здесь и скоро даст о себе знать… у меня есть основания для такого предположения… Двусмысленные намеки Опоссума заставили меня серьезно призадуматься. По всей вероятности, индейскому начальнику кое-что известно об этом, но он почему-то не захотел сказать мне этого.
