Явлат Ильясов - Месть Анахиты
— На, попробуй. — Сурхан наполнил темным вином ритон — рог, оправленный в серебро. — Согреет. — Водой вино здесь не разбавляли. — Рог можешь взять себе.
Фарнук выпил — внутри загорелось. Он уставился на тонкий рельефный узор на ободке ритона. Очень хитрый узор, очень затейливый.
— Хуруд мне не царь, — сухо сказал Фарнук. — Он сюда и глаз не кажет. У него все дела в западных областях. Это царь вавилонский, персидский, какой угодно, только не сакский.
— И мне он не царь, — тихо сказал Сурхан. — Я сам пройдоху сделал царем. Без меня Хуруд никогда им не стал бы. Помнишь брата его, соперника Мехридата Третьего, которого я разгромил под Селохией?
— Помню. Знаешь… человек, который вместе с братом из-за короны убил родного отца, а затем и брата своего… не заслуживает доверия. — Сорокалетний Фарнук считал себя вправе наставлять Сурхана как младшего. — Это человек опасный. Он и тебя убьет когда-нибудь.
— Убьет, — вздохнул Сурхан. — Может, подымем своих и уйдем назад, за Яксарт, на старую родину? Чуть потесним наших друзей, веселых «хунну», — всем хватит места. У Семи рек еще немало саков. Правда, с хуннами перемешались. Но это не страшно. Как-никак свой, степной народ.
— Их потеснишь, — усмехнулся криво Фарнук. — Погоди, они и сюда доберутся.
— Доберутся, — кивнул согласно Сурхан.
— Нет, в этом деле я тебе не помощник! — Фарнук отбросил ритон. — Я родился и вырос здесь, другой родины не знаю.
Сурхан сжал губы, озадаченно покачал головой. Да-а… Саков теперь не оторвешь от этой земли — вторая родина. Не первая, но последняя… Другой, это верно, нет и не будет. Ни для Фарнука. Ни для Сурхана.
— А Хуруд?..
— Хуруд? — вскинулся сак Фарнук. — Выдай его с потрохами Хоразу! Хораз ему снимет башку — ты станешь нашим царем. Парфянским царем. И все дела. Другой бы так и поступил.
— Другой бы — да. — Сурхан облокотился о столик, запустил руку в густые, с медным отливом, вьющиеся волосы — и загубил пробор, с такой любовью сделанный рабыней Феризат. — Другой бы! Но я-то честный человек. Может, потому и считает парфянская знать меня чудаком. Не ко двору им Сурхан. Знаешь, что здесь начнется, если я поступлю, как ты советуешь? У Хуруда есть сын Пакор, он наследник. И еще два с половиной десятка или более сыновей. А вельможи-парфяне? И родовая парнская знать? Грызня будет страшной, кровавой. Все забудут об опасности, грозящей из-за Евфрата. Мертвой хваткой все вцепятся друг в друга — и Крассу останется, смеясь, одним ударом прикончить всех сверху…
Сурхан, взволнованный, перевел дыхание.
— Ты прямой человек, Фарнук. Как стрела в твоем колчане. У тебя нет сомнений. Недаром имя твое — Счастливый. А я нахватался из греческих книг излишне много ума и должен все взвесить перед тем, как на что-то решиться. Не только к голосу сердца — прислушаться также и к голосу разума. Прежде всего — к нему.
— Дело, видишь ли, не во мне. — Он доверительно взял тяжелую руку собеседника. — И не в Хуруде. И, конечно, не в чистом его вине — пусть все скиснет и превратится в уксус, мне плевать на него! Дело в тебе, брат мой.
— Во мне? — удивился Фарнук.
— Да! В тебе. Я пошутил насчет вина, мол, Красс его выпьет. У Красса своего вина в избытке. К тому же он, я слыхал, человек умеренный, пьет очень мало. Разбавляет холодной водичкой, просто чтоб жажду утолить за едой. Ему нужен ты. И тебе подобные крепкие люди. Для работы на рудниках, в темных, душных подземельях.
— Я… не смогу… в подземельях! — испугался Фарнук. Он даже рванул одежду на груди. — Степной человек, я привык к простору, свежему воздуху. На меня давят даже эти красивые стены, — кивнул он на яркую роспись высоких стен.
— То-то же. Как тебе проще сказать, поймешь ли?.. Есть свой близкий интерес, есть высший. Речь идет о судьбе Востока. Сколько бед принес Востоку царь Искандер Зулькарнейн! — Он назвал Александра на местный лад. — Он спутал все пути, по которым каждый народ шел к своей цели. Сколько затрачено лет, — чуть ли не триста, чтобы каждый сбитый им с толку народ вновь обрел свою землю, свой язык и свой облик. И то не везде. Если Красс совершит, что задумал, история опять зайдет в тупик. И когда она выберется из него? Тут, у нас на Востоке, своих забот — сверх головы. И Красс нам вовсе ни к чему…
Сурхан с горечью сплюнул.
— Искандер — тот хоть стеснялся открыто называть нас дикарями. Он пытался поладить, сблизиться с нами. После того как наши предки хорошенько вложили ему на Яксарте. Красс же видит в нас только рабов…
Сурхан страстно вскинул ладони:
— Покой! Равновесие в мире. Вот что сейчас самое главное. Ради этого я готов стерпеть любую опалу. Даже смерть приму без колебаний. Ибо вижу здесь свое предназначение. Жизнь коротка, надо успеть сделать хоть что-нибудь путное. А вино, девицы и прочее — это так, чепуха, — можно сказать, глупости молодости.
Он налил полную чашу, но сделал всего один глоток.
— И теперь уже не важно, кто ты — сак, хунну, парфянин, перс, еврей, индиец, араб. На каком языке говоришь и какой ты веры. «Мы все на Востоке соседи, — внушал мне когда-то один мой приятель. Где он, не знаю, его схватили фромены в нашем посольстве к Тиграну. — Живем под солнцем одним, одним воздухом дышим, едим один хлеб. Должны держаться друг за друга». Он часто говаривал это, умный был человек. Уразумел ты что-нибудь?
— Не все, но одно уразумел хорошо: Хораза надо остановить и свернуть ему шею.
— Не так-то это легко! Но попробуем…
— Сделаем! Пойми, — повторил Фарнук виновато, — я… не смогу… в подземельях. Так уж устроен…
— И слава доброму Ахурамазде! Отдохнули — хватит, даже ожирели без дела. — Сурхан ощупал мускулы на правой руке и на левой. — Видно, крепко испугался Хуруд, — рассмеялся начальник саков, — раз уж направил гонца прямо ко мне, который находится под стражей, а не к начальнику войск в Нисе, который держит меня под почтительной стражей…
— Эх! Что нам до них? — Фарнук широко развел руками. — Главное, мы снова на воле.
— Рог все же возьми, — протянул Сурхан ритон соплеменнику. — Пригодится. Выпьешь из него за победу.
Фарнук благодарно кивнул и сунул рог за пазуху.
После долгого и нудного рассвета взошло наконец горячее солнце. Сурхан поклонился ему. После долгого и серого затишья в Мехридаткерте, будто пробившись сквозь тьму, заблистали один за другим лучи все новых ярких событий.
Едва ушел пустой караван, как в поле перед крепостью, неведомо откуда взявшись, закружились, взметая пыль, на косматых низкорослых лошадях не менее косматые всадники. Их было не менее трех сотен.
