Георг Эберс - Сестры
— Товарищи, загляните под покрывало этой девочки. Если она так же хороша, как стройна, то желаю вам успеха.
Смеясь, он дал шенкеля своему рыжему. Киприоты нарочно дали Клеа время войти во второй, еще ярче освещенный двор и там окружили ее веселой и дерзкой толпой.
У беззащитной девушки кровь застыла в жилах. В продолжение нескольких мгновений она ничего не видела, кроме сверкающих глаз, блестящего оружия и рук, поднявшихся над ней, слышала слова и звуки, которых не понимала, но чувствовала их отвратительное, ужасное значение. Ей казалось, что в них слышатся смерть и позор.
Она стояла, скрестив руки на груди. Но чья-то грубая рука потянула с головы ее покрывало, и она невольно подняла руки, чтобы закрыть лицо.
Наглый жест киприота вывел ее из оцепенения. Полная негодования, она смерила сверкающими глазами своих бородатых противников и гневно крикнула:
— Стыд вам! Во дворце царя вы, как волки, нападаете на беззащитных женщин и в мирном месте срываете с головы девушки покрывало! Ваши матери должны стыдиться, а ваши сестры презирать вас, как это делаю я!
Смущенные величественной красотой Клеа, испуганные гневным блеском ее глаз и глубоким дрожащим голосом, киприоты невольно отступили. Только один солдат дикого вида, сорвавший с девушки покрывало, подошел к ней ближе и крикнул:
— Стоит ли так шуметь из-за какого-то дрянного покрывала! Хочешь быть моей любовницей, так я тебе куплю много таких покрывал!
С этими словами негодяй хотел ее обнять. При его прикосновении вся кровь отхлынула с ее лица, в глазах заходили красные круги, невольно рука потянулась за ножом, данным Кратесом, и, потрясая им, девушка воскликнула:
— Ты оставишь меня, или, клянусь Сераписом, которому я служу, я тебя ударю!
Воин, конечно, не испугался маленького ножа в руках женщины. Он схватил ее за сгиб руки, чтобы обезоружить. Клеа выпустила нож, но с силой сопротивлялась солдату, стараясь вырвать руку. Этот неравный поединок между девушкой и здоровым, крепким мужчиной показался большей части воинов таким недостойным и неуместным во дворце царя, что они оттащили своего товарища от Клеа, тогда как другие пришли на помощь упрямому буяну. Завязалась драка.
Посреди этой рукопашной схватки стояла Клеа, едва переводя дыхание.
Ее поверженный наземь противник, обороняясь правой рукой от товарищей, левой крепко держал ее за руку, и бедная девушка напрасно старалась освободиться, силой или хитростью. В эти минуты грозящей ей опасности всякий страх из ее души исчез, словно от внезапного порыва ветра, и она ясно и спокойно сознавала свое положение.
Высвободив руку, она могла бы воспользоваться свалкой и проскользнуть между дерущимися. Много раз пыталась она неожиданно вырвать руку, но каждый раз неудачно.
Вдруг у ее ног раздался громкий протяжный стон, отдавшийся в высоких стенах двора, и Клеа почувствовала, что пальцы ее противника постепенно разжимаются.
— Он получил свое! — воскликнул старший воин между киприотами. — Так кричат только раз в жизни. Прямо под девятое ребро угодил кинжал. Дурацкое оружие! Это опять ты, Ликас, неистовый волк?
— Во время борьбы он глубоко укусил меня за палец…
— И постоянно, всегда, из-за женщины рвете вы друг друга на части, — продолжал седовласый воин, не слушая оправданий. — Прежде я тоже поступал не лучше, и никто этого не изменит. Теперь уходите! Если стратег [87] узнает, что опять дело дошло до кинжалов…
Киприот еще не кончил говорить, и воины только что приблизились к трупу, как отряд охранной стражи развернулся перед проходом в первый двор и преградил возможность к бегству.
Другой выход вел к садам и зданиям царского дворца, но и он хорошо охранялся.
Громкий спор из-за Клеа и стон раненого привлекли охранную стражу, окружившую теперь девушку и киприотов.
После короткого допроса арестованных под конвоем отправили к их фалангам, а Клеа с готовностью последовала за начальником, в котором она узнала Главка, брата отшельника Серапиона. Главк также узнал в ней дочь того человека, который всем пожертвовал для его отца. Он тут же отвел девушку в полуосвещенный угол дворца.
— Что могу я для тебя сделать? — спросил начальник, высокий, как и брат, но не такой широкоплечий. Прочтя письмо, он задал девушке несколько вопросов. Затем сказал: — Все, что я могу, я с радостью сделаю для тебя и твоей сестры. Я не забыл, чем мы обязаны твоему отцу. Очень сожалею, что ты подвергалась здесь опасности. Такой красавице вообще не стоит переступать порог этого дворца так поздно, а сегодня в особенности, потому что здесь собрались не только воины Филометра, но и отряд царя Эвергета, явившийся сюда ко дню рождения своего повелителя. Всех их щедро угостили, а солдат, принесший жертву Дионису, ищет дары Эроса и берет их везде, где находит. Письмо к римлянину я постараюсь передать сейчас же, а когда ты получишь ответ, то тебе самое лучшее идти к моей жене или сестре в город и там переночевать. Здесь тебе нельзя оставаться без меня ни одной минуты. Как же все это устроить… Да! Единственное верное убежище, которое я тебе могу предложить, это тюрьма, в которую сажают провинившихся младших начальников. Она теперь свободна, и я тебя туда проведу. Ты там посидишь на скамейке.
Клеа последовала за Главком в тюрьму, прося поскорей передать ответ Публия. Огня она просила не зажигать, чтобы не выдать своего присутствия.
Когда девушка услышала лязг железного болта за своей дверью, легкая дрожь пробежала по ее телу. Комната, в которой она сидела, была нисколько не хуже и не лучше ее помещения при храме, но ей казалось, что эти стены давят ее и душат и что отныне она никогда больше не увидит света и свободы.
Решетчатое окно ее камеры выходило на освещенный двор. При слабом свете, проникавшем в помещение, она заметила маленькую скамейку из пальмовых ветвей и в изнеможении опустилась на нее.
Мало-помалу тяжелое чувство прошло. Надежда на счастливый исход снова проснулась в ней, и она почувствовала себя спокойнее. Вдруг перед тюрьмой послышался стук копыт и громкая команда.
Клеа поднялась со скамьи и увидела около двадцати всадников в золотых шлемах и панцирях, на которых играл красноватый отблеск факелов.
Всадники с криком гнали всех со двора, и беспорядочная толпа, как гонимая пожаром дичь, бросилась во второй двор, но и там их ждала та же участь. Клеа ясно слышала громкое приказание:
— Именем царя!
Наконец, всадники вернулись в первый двор и разместились по десяти у каждого входа.
Девушка с любопытством следила за новым для нее зрелищем. Неожиданно конь, испуганный блеском факела, бросился в сторону и, поднявшись на дыбы, хотел сбросить своего всадника, но опытный наездник железной рукой усмирил бешеное животное. Клеа невольно сравнила этого македонца с Публием и подумала, что, наверное, и он не хуже сумел бы справиться со своим конем. Но в это время новое явление завладело ее вниманием.