Роберт Святополк-Мирский - Служители тайной веры
Василий сделал огромное усилие и открыл глаза.
Вокруг сплошная чернота, и только где-то высоко-высоко в стороне едва светится узкое решетчатое оконце, а за ним едва брезжит рассвет...
Он осторожно повернул голову и увидел, что лежит на охапке мокрой гнилой соломы, а руки его закинуты за голову. Он попытался пошевелить ими и сразу ощутил на запястьях тяжелые кандалы. Тихо звякнула цепь, и вдруг из темноты прозвучал негромкий голос Филиппа:
— Вася? Очнулся?
— Да, леший меня раздери... — едва слышно прошептал Медведев, — но, кажется, от этого мне не стало лучше...
— Как твоя голова? — это с другой стороны спросил Картымазов.
— Как ни странно, еще действует.
Василий поморщился от боли и подтянулся на руках. Теперь он смог сесть, прислонившись спиной к холодной каменной стене. Короткие цепи от его запястий тянулись к кольцу в этой стене. Если так сидеть, длины цепи хватало, только чтобы протянуть перед собой руку.
— Это когда же они успели? — спросил Медведев.
— Пока ты был без сознания, — ответил Филипп.
— А вы как?
— Точно так же, в разных углах.
— Понятно. А что ж это за странная рожа мне тут мерещилась?
— Нехорошо говоришь! — раздался из темноты резкий незнакомый голос. — Почему рожа? Я не рожа! Я — Сафат-мурза, сын мурзы и внук мурзы.
— Тут еще кто-то есть?! Прости меня, Сафат, ради Аллаха — я думал, это мне привиделось. А что ты здесь делаешь?
Раздался звон, по полу проволочилась цепь, и рядом с Медведевым присела еле различимая фигура.
— Я считаю дни, — зловеще сказал Сафат. — Сколько дней я здесь — столько раз будет умирать Семен Вельский. Когда князь попадет в мои руки, будет так: восходит солнце — князь живой, заходит солнце — князя казнят лютой смертью. Он думает, что умер, но — восходит солнце, и он опять живой... И так каждый день. Столько раз, сколько дней я в этой темнице. Я считаю дни. Я справедливый. Не хочу больше. Не хочу меньше. Ровно столько.
— Неплохо придумано. И сколько дней ты уже насчитал?
— Девять раз по десять и еще три дня.
— Ого! Похоже, у князя Семена будет долгая смерть. Ну, а в последний день, что же, он больше не почувствует, что жив?
— Зачем не почувствует? Почувствует. В последний день я отпущу его. Пусть живет. Зачем убивать? Умрет — забудет. Живой будет — запомнит.
— Недурно, Сафат, но как ты надеешься отсюда выбраться?
— Аллах велик!
— Вот оно что! Тогда надежды мало.
— Опять плохо говоришь! Надежды всегда много. Есть надежда — живой. Нет надежды — умер.
— Ладно, Сафат, ты уж не сердись на меня за «рожу»...
— А я не сержусь. Зачем сердиться? Когда человека, как тебя, бьют по башке, он всегда такой...
— Это верно А как ты здесь очутился?
— Нордуалет и Айдар знаешь?
— Как же, слыхал, — родичи Менгли-Гирея, крымского хана.
— Молодец. Правильно знаешь. А я в их свите был. Нордуалет и Айдар пошли служить вашему Ивану, потому что они родные Менгли-Гирея — большого друга московского князя и врага короля Казимира. А у короля друг — Ахмат, хан Золотой
Орды. Ахмат — враг Менгли-Гирею! Когда король Казимир скажет Ахмату: «Сядь на конь воевать русскую землю» — Ахмат садится и воюет. Тогда Иван Московский говорит Менгли-Гирею: «Сядь на конь воевать литовскую землю!» — и Менгли-Гирей сразу воюет. Потому что братья Менгли-Гирей и Иван Московский, одни друзья у них, одни враги. Вот и сказал Менгли-Гирей брату Норду ал ету и племяннику Айдару: «Езжайте на Русь, воюйте за Ивана, а когда умру — мое место займете!» Нордуалет и Айдар пошли к Ивану. Через литовскую землю пошли. Никто их не трогал, и они никого не трогали. А когда рубеж на Угре переходили — хотел их схватить какой-то Кожух, по прозванию Кроткий, слуга князя Вельского. Но не смог — своих людей потерял восемнадцать, и наших пало девять. Перешли Айдар с Нордуалетом рубеж — служат Ивану. Я с коня упал раненый, и они подумали, что убит. А Кожух подобрал и отправил к своему князю. Князь посадил сюда и сказал: «Поклянешься Аллахом своим королю Казимиру служить — отпущу, а нет — так и сгниешь здесь!» Глупый князь. Думал, я какой-нибудь безродный кочевник. А я мурза, сын мурзы и внук мурзы. Менгли-Гирей — враг Казимиру, и я — враг Казимиру. Сгнию здесь — не буду королю служить. А дни считать буду. Аллах велик. Не оставит. Твои друзья рассказали — ты тоже Ивану служишь, значит, и ты мне друг. Я тебе рану на башке росой смочил. Паутину собрал — приложил. Меня не ковали к стене. Только руки с ногами скованы. А ходить могу.
— Спасибо, Сафат, не забуду. Отныне я тебе тоже друг! А теперь скажи — ты пробовал отсюда выбраться?
— Много пробовал. Ничего нельзя. Стена кругом — камень. Пол — камень. Окно высоко — не достанешь. А достанешь — не вылезешь —- узкое и решетка.
— Так. — Медведев секунду подумал. — А кто еду приносит?
— На это не надейся. Я тоже сперва так думал. Ударишь башка, за дверь пойдешь, а там — опять дверь и двое с оружием стоят.
— Ясно. А сверху что? Нельзя ли в бронный зал пробраться тем же путем, каким меня из него сюда переправили?
— Никак нельзя. Потолок высоко. Тоже — камень. Плита опускался — вниз падал. Только упал — обратно закрывался. Можно только чтоб сверху плита открывался, оттуда лестница кто-то спускать, нас расковать и по лестнице наверх залезать в зал князя...
— Да... Надо думать.
— Конечно, Вася, — подхватил Филипп. — Мы обязательно что-нибудь придумаем. Чтоб мне с коня упасть! Если бы не Настенька, нас бы не взяли. Я семь человек уложил да Лукич — двоих. Мы уж в коридор пробились — за тобой пошли, да Настенька упала. Я — к ней, а они и навалились... А где Алеша?
— Думаю — у Никифора.
— Значит, все в порядке, — бодро отозвался Федор Лукич. — Мальчик сообразит, в чем дело, и чем-нибудь нам поможет.
— В крайнем случае он найдет Андрея.
— Вот и славно! — Картымазов звякнул цепями. — А если сами не выберемся, Алеша не поможет и Андрей не успеет — постараемся, чтобы Семен на всю жизнь запомнил, с кем имел дело.
— Клянусь тарпаном! — сказал Филипп. — Если придется здесь умереть, я уложу с десяток людей этими цепями, а может, и до самою Семена дотянусь.
— Зачем умереть? — сердито спросил Сафат. — Надо ждать. Терпеть надо. Аллах велик. Аллах поможет.
...Утром, когда узкий пыльный луч заглянул в высокое окошко, в подземелье спустился князь Семен в сопровождении Степана Ярого и Осгаша. Двое арбалетчиков остались на лестнице с факелом. Широко улыбаясь, князь Семен медленно обошел темницу, разглядывая по очереди узников... Увидев Сафата, князь удивленно спросил:
