Александр Дюма - Черный тюльпан
— Ну, что же, если хотите, я срежу цветок, — сказала Роза.
— Нет, нет; как только он расцветет, Роза, поставьте его совсем в тени и в ту же минуту, в ту же минуту пошлите в Харлем сообщить председателю общества садоводства, что большой черный тюльпан расцвел. Харлем далеко, я знаю, но за деньги вы найдете курьера. У вас есть деньги, Роза?
Роза улыбнулась.
— О да, — сказала она.
— Достаточно? — спросил Корнелиус.
— У меня триста флоринов.
— Если у вас триста флоринов, Роза, то вы не должны посылать курьера, вы должны сами ехать в Харлем.
— Но в это время цветок…
— Вы его возьмете с собой; вы понимаете, что вам с ним нельзя расставаться ни на минуту.
— Но, не расставаясь с ним, я расстаюсь с вами, господин Корнелиус, — грустно сказала Роза.
— Ах, это верно, моя милая, дорогая Роза! Боже, как злы люди! Что я им сделал, за что они лишили меня свободы? Вы правы, Роза, я не смогу жить без вас. Ну что же, вы пошлете кого-нибудь в Харлем, вот и все; а кроме того, это чудо достаточно велико для того, чтобы председатель мог побеспокоиться и лично приехать в Левештейн за тюльпаном.
Затем он вдруг остановился и сказал дрожащим голосом:
— Роза, Роза, а если тюльпан не будет черным?
— Что же, об этом вы узнаете завтра или послезавтра вечером.
— Ждать до вечера, чтобы это узнать, Роза! Я умру от нетерпения. Не можем ли мы установить какой-нибудь условный знак?
— Я сделаю лучше.
— Что вы сделаете?
— Если он распустится ночью, я приду сама сказать вам об этом. Если он распустится днем, между первым и вторым обходом моего отца, я пройду мимо вашей двери и просуну записку или под дверь, или через окошечко.
— Да, Роза, так! Одно слово от вас с весточкой об этом будет для меня двойным счастьем.
— Вот уже десять часов, я должна покинуть вас.
— Да, да, идите, Роза, идите.
Роза ушла опечаленная.
Корнелиус почти прогнал ее.
Правда, он сделал это для того, чтобы она наблюдала за черным тюльпаном.
XXII
ЦВЕТОК РАСЦВЕЛ
Корнелиус провел очень приятную, но в то же время очень тревожную ночь. Каждую минуту ему казалось, что его зовет нежный голос Розы. Он внезапно просыпался, подбегал к двери, прислонял свое лицо к окошечку, но у окошечка никого не было, коридор был пуст.
Роза тоже бодрствовала, но она была счастливее его: она следила за тюльпаном. Перед ней, перед ее глазами стоял благородный цветок, чудо из чудес, не только до сих пор невиданное, но и считавшееся недостижимым.
Что скажет свет, когда узнает, что черный тюльпан расцвел, что он существует и что вырастил его ван Барле, заключенный?
Как решительно прогнал бы Корнелиус человека, который пришел бы предложить ему свободу в обмен на тюльпан!
Следующий день не принес с собой никаких новостей. Тюльпан еще не распустился.
День прошел, как и ночь.
Наступила ночь, и с ней явилась Роза, радостная и легкая, как птичка.
— Ну как? — спросил Корнелиус.
— Все идет прекрасно. Этой ночью, несомненно, ваш тюльпан расцветет.
— И будет черного цвета?
— Черного как смоль.
— Без единого пятнышка другого цвета?
— Без единого пятнышка.
— О небесная благодать! Роза, я провел ночь, мечтая сначала о вас…
Роза сделала движение, выражавшее недоверие.
— … затем о том, как мы поступим.
— Ну и как?
— Как? Вот что я решил. Как только тюльпан расцветет, как только мы установим, что он черный, вам нужно будет сейчас же найти нарочного.
— Если дело только в этом, то у меня уже есть нарочный наготове.
— Нарочный, которому можно довериться?
— Нарочный, за которого я отвечаю. Один из моих поклонников.
— Это, надеюсь, не Якоб?
— Нет, успокойтесь, это лодочник из Левештейна, бойкий парень, лет двадцати пяти-двадцати шести!
— О, дьявол!
— Будьте покойны, — сказала, смеясь, Роза, — он еще не достиг того возраста, что вы назначили: от двадцати шести до двадцати восьми лет.
— Словом, вы считаете, что на этого молодого человека можно положиться?
— Как на меня. Он бросится со своей лодки в Ваал или в Маас и куда только мне будет угодно, если я ему это прикажу.
— Ну хорошо, Роза, через десять часов этот парень сможет быть в Харлеме. Вы мне дадите бумагу и карандаш или, лучше, чернила и перо, и я напишу, или лучше напишите вы сами, ведь я несчастный заключенный, и в этом еще усмотрят, по примеру вашего отца, какой-нибудь заговор. Вы напишите председателю общества садоводов, и я уверен, что председатель приедет.
— Ну, а если он будет медлить?
— Предположите, что он промедлит день, даже два дня. Но это невозможно: такой любитель тюльпанов, как он, не промедлит ни одного часа, ни одной минуты, ни одной секунды, он сразу же пустится в дорогу, чтобы увидеть восьмое чудо света. Но, как я сказал, пусть он промедлит день, два дня, все же тюльпан будет еще во всем великолепии. Когда председатель увидит тюльпан, когда он составит протокол, — все будет кончено, и вы сохраните у себя копию протокола, а ему отдадите цветок. Ах, Роза, если бы вы могли отнести его лично, то из моих рук он перешел бы только в ваши руки! Но это мечты, которым не нужно предаваться, — продолжал, вздыхая, Корнелиус, — другие глаза увидят, как он будет отцветать. А главное, Роза, пока его не увидит председатель, не показывайте его никому. Черный тюльпан! Боже мой, если бы кто-нибудь увидел черный тюльпан, он украл бы его.
— О!
— Не говорили ли вы мне сами, что опасаетесь этого со стороны вашего поклонника Якоба? Ведь крадут и один флорин, почему же не украсть сто тысяч флоринов?
— Я буду оберегать его, будьте спокойны.
— А что если он распустился, пока вы здесь?
— Капризный цветок способен на это, — сказала Роза.
— Если вы, придя к себе, найдете его распустившимся?
— То что же?
— Ах, Роза, если вы его найдете распустившимся, то не забывайте, что нельзя терять ни минуты, нужно сейчас же предупредить председателя.
— И предупредить вас. Да, я понимаю.
Роза вздохнула, но без горечи, как женщина, начинающая понимать слабость человека или привыкать к ней.
— Я возвращаюсь к тюльпану, господин ван Барле: как только он расцветет — вы будете предупреждены, как только я предупрежу вас — нарочный уедет.
— Роза, Роза, я больше не знаю, с каким земным или небесным сокровищем сравнить вас!
— Сравнивайте меня с черным тюльпаном, господин Корнелиус, и я буду очень польщена, клянусь вам. Итак, простимся, господин Корнелиус.
— Нет, скажите: «До свидания, мой друг».
