Густав Эмар - Великий предводитель аукасов
— Пусть моя сестра прикажет: я исполню все, что она хочет.
— В самом деле?
— Пусть моя сестра скажет, что она желает, — отвечал токи.
— Отпустите меня к отцу, к моим друзьям, — вскричала она, — и я буду благословлять вас! Я вечно буду благодарна вам!
Антинагуэль ничего не отвечал. Он никак не предполагал такой просьбы.
— Это невозможно, — сказал он. — Моя сестра — пленница. Она будет женою великого предводителя аукасов.
Услышав это страшное известие, девушка лишилась чувств. Если бы Антинагуэль не поддержал ее, она упала бы наземь. Токи бережно уложил ее на ложе и кликнул сведущих во врачевание мозотонов, чтобы оказали ей помощь.
В это время послышался шум. Несколько человек приближалось к палатке. Вошел воин и доложил, что Черный Олень захватил пленника, называющего себя доном Рамоном Сандиасом. Антинагуэль быстро вышел наружу.
Итак, мы снова встречаемся с почтенным сенатором. Что же случилось с ним? Одинокий выехал он из Вальдивии на жалкой лошаденке. Бедное животное еле переступало, опустив голову и уши, словно разделяло печальные думы своего всадника. Сенатор, выезжая, был уверен, что ему не доехать по назначению. Будущность рисовалась ему в самом мрачном свете. Он выехал под страхом смертной казни, и ему казалось, что вот-вот какое-нибудь шальное ружье выстрелит в него из-за куста. Так как дон Рамон не мог противопоставить своим врагам силу, то он решил противопоставить им свою беззащитность. Потому он не взял с собой никакого оружия, кроме ножа. В нескольких верстах от Вальдивии его нагнал Жоан. Поравнявшись, индеец насмешливо поздоровался с ним, пришпорил лошадь и исчез в облаке пыли. Дон Рамон с завистью поглядел ему вслед.
— Как счастливы эти индейцы! — проворчал он сквозь зубы. — Они храбры, пустыня им что свой дом. Ах, — со вздохом прибавил он, — если б я был теперь в Каза-Азулъ, и я был бы счастлив!
У сенатора была славная усадьба. Стоило ли бросать из-за глупого честолюбия этот уютный белый домик с зелеными ставнями, окруженный тенистыми кустами! Чем дальше подвигался всадник, тем больше отчаивался он в удачном исходе путешествия. Несколько раз останавливался он, чтобы осмотреться вокруг, словно надеялся, что вот-вот выедет из заколдованного круга. Когда ему случалось ехать по опушке леса или по узкой тропинке между двумя горами, он боязливо осматривался по сторонам, а направляясь по подозрительной дороге, шептал:
— Ну, тут-то они и сторожат меня.
Миновав лес, пробравшись безопасно по ущелью, он и не думал радоваться, что выбрался живым-здоровым. Нет, он печально покачивал головою, приговаривая:
— О, шельмецы! Знают ведь, что мне не убежать от них, вот и играют со мной, как кошка с мышкой.
Но два дня прошли благополучно, ничто не подтверждало подозрений сенатора. Дон Рамон поутру переехал вброд через Карампанг и быстро приближался к Биобио, надеясь доехать до этой реки на закате. Река Биобио служит границей между Чили и Арауканией. Она не широка, но чрезвычайно быстра, бежит с гор, протекает по провинции Консепсьон и впадает в море. Переехав через Биобио, сенатор будет в безопасности: он поедет по чилийской земле. Но Биобио еще впереди. В этом-то и вся штука! На реке один только брод, немного ниже города Консепсьон. Сенатор хорошо знал эту местность, но тайное предчувствие шептало ему, что там-то и обрушатся на него все беды. К несчастью, у дона Рамона выбора не было: брод один, надо или направляться к нему или остаться в пустыне. Сенатор долго медлил, как Цезарь при знаменитом переходе через Рубикон, только причины медлительности были другие. Однако волей-неволей надо было решаться. Сенатор пришпорил коня, поручая свою душу всем святым. Пусть будет, что будет!
Измученная лошадь, почуяв близость воды, ободрилась и поскакала по направлению к броду, тропинкой, пробитой лисицами, мулами и пешеходами-индейцами. Хотя реки еще не было видно, шум воды уже был слышен. Дон Рамон огибал в это время лесистый холм, откуда по временам слышался странный шорох. Лошадь, испуганная не меньше всадника, насторожила уши и побежала скорее. Дон Рамон, едва дыша, со страхом оглядывался по сторонам. Он был уже близ брода, уже виднелась река, как вдруг раздался чей-то громкий голос. Сенатор мгновенно окаменел.
Около десятка индейских всадников окружили его. Это были воины Черного Оленя, товарища токи. Странное дело, как только первое оцепенение от ужаса прошло, сенатор почти совершенно успокоился. Теперь он знал, как вести себя. Опасность, которой он так страшился, наконец предстала перед ним, но не в столь ужасном виде, как он воображал. Увидя, что он в плену, сенатор приготовился разыграть роль самым наилучшим образом, так, чтобы индейцам и в голову не пришло, что он ехал с каким-нибудь поручением. Тем не менее он не смог удержаться от вздоха, видя, что до брода оставалось всего каких-нибудь двадцать шагов.
Итак, он избегнул все опасности единственно для того, чтобы потерпеть крушение у пристани. Черный Олень внимательно рассматривал его и наконец, взяв его лошадь под уздцы, как бы вспоминая что-то, сказал:
— Кажется, я видел уже этого бледнолицего.
— Правда, правда, предводитель, — отвечал сенатор, стараясь улыбнуться, — мы старые друзья.
— Я не друг испанцев, — резко отвечал индеец.
— То есть я хотел сказать, — поправился дон Рамон, — что я… что мы старые знакомые.
— Ладно! А что тут делал бледнолицый?
— Гм, — отвечал со вздохом сенатор, — я ничего тут не делал, я вовсе не сюда хотел попасть.
— Пусть бледнолицый отвечает яснее, его спрашивает предводитель, — сказал Черный Орел, наморщивая брови.
— Я именно это и хочу сделать, — отвечал дон " Рамон заискивающим тоном, — спрашивайте меня.
— Куда ехал бледнолицый?
— Куда? Право, я и сам не знаю, куда теперь' придется ехать. Я ваш пленник и в вашей власти. А вот' когда вы окружили меня, я хотел перебраться через Биобио.
— Хорошо, а потом?
— О, затем я хотел ехать в свою усадьбу и поселиться там навсегда.
— Конечно, бледнолицый ехал с каким-нибудь поручением от своих воинов?
— Я? — отвечал сенатор с самым простодушным видом, хотя и чувствовал, что эта роль не совсем удается ему. — Кто пошлет меня с поручением? Я бедный мирный гражданин.
— Хорошо, — сказал Черный Олень, — мой брат очень ловко защищается, он прехитрый.
— Честью заверяю вас, предводитель! — начал дон Рамон.
— А где письмо? — вдруг спросил Черный Олень.
— Письмо? Какое письмо? Я ничего не понимаю.
— Письмо к начальнику Консепсьона, которое вы везли к нему.
— Я?
— Да.
— У меня нет письма.
