Жан-Франсуа Намьяс - Дитя Всех святых. Перстень со львом
— Было это в Раю Земном, когда там появились первые звери…
— Первые звери?
— Ну да. Вы разве не знаете? Вам что, родители не рассказывали?
Франсуа признался, что ничего подобного от своих родителей не слыхал. По виду Маргаритки можно было заключить, что ее это и разжалобило, и немного рассмешило.
— Ну так вот. Вначале было только по одному зверю каждой породы. Не было ни самцов, ни самок, да это и не нужно было, потому что смерть тогда была неведома. Был один лев, одна утка, один кролик, одна чайка, все одни и те же. И была еще русалка.
Пока они шли, Франсуа приглядывался к своей спутнице. Воистину, это была дочь моря. Ее волосы, развевающиеся на ветру, невольно заставляли думать о водорослях.
— А однажды русалка явилась сюда, на взморье. И так нечаянно вышло, что ветер и волны высекли из камня юношу дивной красоты. Вон того. Взгляните, сколько времени прошло, а он все еще хорошо виден.
Теперь они подошли ближе. Франсуа всмотрелся: действительно, скала напротив плоского камня смутно напоминала стоящего человека.
— Как только русалка его увидела, ее охватило незнакомое чувство. И она стала петь, чтобы поведать молодому человеку о своей любви и очаровать его. Она пела перед статуей дни напролет и, в конце концов, умерла от изнеможения и тоски.
Маргаритка повернулась к Франсуа с выражением нескрываемой гордости. У нее даже глаза ярче заблестели.
— Вот, смотрите! Как раз здесь впервые и случилось, чтобы кто-то кого-то полюбил и от любви умер!
Франсуа вовсе не хотелось улыбаться. Конечно, это случилось здесь, на этом самом месте, на этом пустынном, иссеченном морщинами пляже. Он не мог оторвать глаз от Маргаритки.
— Когда остальные звери увидели, что русалка умерла, они похоронили ее под тем плоским камнем. Но они слышали ее песню и теперь не могли забыть. И они все повлюблялись и умерли с горя. Однако Бог по доброте своей снова их всех пересоздал, только уже по двое, самца и самку. Это были звери Рая Земного…
Они добрались до места. Со стороны моря, совсем близкого, доносился легкий равномерный гул, словно оно тоже внимало рассказу девушки и тихонько поддакивало время от времени.
— Но русалку, за то, что она была всему этому причиной, Бог пересоздал одну, без спутника. Вот почему она поет в море. Она поет о своей любви морякам, ведь они похожи на ту статую. Но моряки — самцы только для женщин, а не для русалок.
— А она не умерла с тех пор?
— Нет, потому что Бог в наказание пересоздал ее бессмертной. А та, которая умерла, так и лежит в могиле под этим камнем.
Маргаритка вспрыгнула на русалочий камень и протянула руку Франсуа, словно это ей надлежало помочь ему взобраться, а не наоборот. Он отказался от протянутой руки и залез самостоятельно. Они были одни. Вокруг, насколько хватало глаз, не было никого и ничего. Франсуа вдруг охватило сильнейшее волнение. Ему почудилось, что они с Маргариткой — первые люди на земле.
— А ты сама слышала, как она поет?
— Да, в те дни, когда дует сильный ветер.
— Сможешь мне спеть эту песню?
Маргаритка запела. Голосок у нее звучал трогательно, чуть подрагивая. И хоть мелодия была грустная, девушка напевала ее как-то жизнерадостно, что придавало песенке особое волшебство. При этом она не переставала улыбаться и покачивать головой из стороны в сторону. Когда Маргаритка умолкла, Франсуа не нашелся что сказать. Его смущение и беспокойство возрастали с каждой минутой.
И опять девушка заговорила первой:
— Я ее даже видела, эту русалку!
— Где? В море?
— Нет, в небе. Вам родители не говорили разве, что такое облака?
Опять Франсуа вынужден был сознаться в своем невежестве.
— В облаках есть все то же самое, что и на земле, только все перемешано. Поэтому те, кто разлучился на земле, могут найти друг друга в облаках. Я сама много-много раз видела русалку с ее статуей. Может, мы и сегодня их увидим.
Маргаритка легла на плоский камень. Франсуа сделал то же самое. Лежать было неудобно из-за ракушек, но он этого не замечал. Маргаритка тихонько засмеялась.
— Облака — это развлечение для любовников. Для тех, что ложатся днем…
Франсуа долго искал в облаках. Он бесконечно странствовал по заливам, морям, островам и волнам этого отражения земли. И в какой-то момент вдруг понял, что отнюдь не в облаках ему надо искать. Любовь жила внутри него; Маргаритка была русалкой, а он — тем самым юношей… Так просто; любовь оказалась рядом. Она была неоспорима и непостижима, она в себе самой заключала очевидность. Франсуа встал, повернулся к своей спутнице и произнес едва слышным голосом:
— Маргаритка, я тебя люблю.
Маргаритка ничем не проявила удивления. Наоборот, она откликнулась так, будто это была самая естественная вещь на свете:
— Я тоже тебя люблю.
Наступило долгое молчание. Франсуа спросил:
— Что же нам теперь делать?
— Надо помолиться святой Флоре. Это она заботится о влюбленных.
Франсуа вслед за Маргариткой преклонил колена на плоском камне. Конечно, он был добрый христианин, верил в Бога и дьявола, но никогда не отличался особой набожностью. Бессознательно он считал, что это пристало скорее книгочею, а не рыцарю. Однако он почувствовал вдруг, как его впервые охватывает молитвенный восторг. Никогда раньше он не молился с таким жаром и благоговением. Когда он поднял, наконец, голову, ему показалось, что он вернулся откуда-то издалека.
Маргаритка посмотрела на него, и он, повинуясь внезапному порыву, поцеловал ее. То, что он испытал в этот миг, разом затмило и поцелуй Ивейна, и все ласки Марион. Но уже давным-давно Франсуа и думать забыл и об Ивейне, и о Марион…
Они долго оставались на русалочьем камне и покинули свое пристанище только тогда, когда его начал заливать прилив. Потом бродили по пляжу. Маргаритка спросила его:
— А вы знаете про линии моря?
Франсуа покачал головой, не ответив. Маргаритка, совершенно счастливая оттого, что опять может чему-то его научить, радостно защебетала:
— Это как линии руки. По ним предсказывают будущее.
— А где они?
— Их можно самим сделать. Вы какую хотите: линию жизни или линию любви?
В этот момент Франсуа весьма мало заботила длительность его жизни. Зато о любви он хотел знать все. Он ответил:
— Линию любви.
Маргаритка отошла на несколько шагов. Франсуа смотрел, как она прочерчивает линии на сморщенном песке. Она шла пятясь, легко переступая маленькими ступнями, но выглядела при этом очень сосредоточенной, со сморщенным лбом и пристальным, опущенным книзу взглядом.
Когда она закончила, на песке остались три длинные линии метров по десять каждая. Маргаритка указала сначала на ближнюю к Франсуа полосу, потом на дальнюю:
