Дэвид Ротенберг - Шанхай. Книга 1. Предсказание императора
— Передай хозяину, — сказал Ричард, склонившись над распростертым на полу, тяжело дышащим парнем, — мы получили его послание, а твоя разбитая рожа является нашим ответом. — Ричард рывком поднял окровавленного верзилу на ноги. — Ты меня понял?
Тот кивнул, и Макси вышвырнул его в грязный переулок. Вернувшись, Макси застал Ричарда сидящим на деревянном стуле и глядящим в пустоту. Затем тот повернулся и протянул руку к опийной трубке.
Макси перехватил руку брата и крепко сжал ее.
— Нет, братец, только не сейчас.
На следующее утро Ричарда разбудил громкий стук. Макси уже был на ногах и натягивал штаны. Ричард откинул москитную сетку, повешенную над кроватью. На грудь ему что-то давило, и он сбросил это на пол. Старая Библия, в которой он искал происхождение имени дочери Олифанта, тяжело упала на толстые доски.
Стук раздался громче. Ричард потянулся за Библией, и все поплыло у него перед глазами. В дверь продолжали колотить.
— Сколько времени, черт побери? — простонал он.
— До рассвета, по крайней мере, еще часа два, братец, — откликнулся Макси, направляясь к запертой на засов двери их временного жилища. — Сейчас, наверное, около четырех.
— Кто там, Макси?
Макси выдернул штык, который был воткнут между бревнами над дверью, и зажег масляную лампу. Он открыл смотровое окошко на двери и посветил в него лампой. За дверью, ежась от предутреннего холода, стоял Чэнь.
— Это Чэнь, — сообщил Макси брату.
Сон в ту же секунду слетел с Ричарда. Чэнь никогда не заходил в глубь Концессии, и если он это сделал, тем более в такой час, значит, случилось что-то из ряда вон выходящее.
Между одиннадцатью часами вечера и рассветом Шанхай был вымершим городом. К этому часу носилки с куртизанками уже были надежно «пришвартованы» на ночь, а сами девушки решали, осчастливить ли своих покровителей сексуальными услугами или нет. Двери всех лавок были заперты — за исключением тех, где продавалась горячая вода. В них бедняки, у которых не было места для ночлега, могли выпить пару чашек горячего чая и подремать прямо за столиком. Имело смысл заплатить монетку за то, чтобы не оставаться на ночных улицах, где правила бал пьяная матросня, дюжие, накурившиеся опия китайские работяги и шлюхи с мокрыми жадными губами. Эти по ночам пользовались особым спросом.
— Впусти его, Макси, — сказал Ричард, торопливо натягивая одежду и путаясь в ней.
Одевшись, он нашел Чэня и Макси на кухне. Темную комнату освещал лишь огонь очага, в воздухе витал запах свежезаваренного чая.
— Ну? — спросил Ричард, бросив взгляд на Макси.
— Даже не знаю, братец. Мой китайский хреновый, а его английский — еще хуже.
— Столько лет живешь в Китае, Макси… — Ричард сокрушенно покачал головой.
Держа чашку с чаем обеими руками, Чэнь проговорил на китайском:
— Ни дэ ча до хао, хао ча. Ваш чай очень хорошо заварен. Очень хорошо.
— Что «хорошо»? — переспросил Макси.
— Чай заварен хорошо, не понял, что ли? — вздохнул Ричард. — Скажи ему «спасибо».
— Спасибо, — сказал Макси Чэню. Тот ответил ему непонимающим взглядом.
— Господи! Сесе.
— Сам знаю, — огрызнулся Макси. — Сесе.
Чэнь смотрел на него с каменным лицом.
— Ладно, теперь, когда мы покончили с формальностями, объясни, что ты здесь делаешь, Чэнь?
Маленький китаец гордо выпрямил спину. Ричард буквально читал его мысли: «Это Китай. Я китаец. Могу ходить где захочу».
Однако вслух Чэнь сказал другое:
— Вы должны быть готовы.
— К чему?
— К новому объявлению мандарина.
Чэнь вытащил из рукава свиток рисовой бумаги и протянул Ричарду. Тот развернул свиток и использовал весь имевшийся у нею запас познаний в китайском, чтобы расшифровать иероглифы. Ричард сам удивлялся парадоксу: прекрасно владея устным языком, он был практически беспомощен, когда дело доходило до письменного. Ему удалось понять слова «всем мужчинам», «немедленно» и «новый». Но иероглиф «новый» был соединен с другим, значения которого Ричард не знал.
— Ты не мог бы прочитать мне это, Чэнь?
— Конечно, — ответил китаец и забрал у него свиток. — Эта прокламация вступает в силу немедленно и касается всех мужчин на территориях концессии. Ниже публикуются новые пошлины на все товары…
— Что? — вскричал Ричард, и его голос отразился от стен. — В Нанкинском договоре ясно говорится о том, что тариф на пошлины может быть изменен только после полноценных консультаций с…
— Они посоветовались с представителем Врассунов, и тот дал согласие, — сказал Чэнь, попутно сообщив, что представитель также предложил использовать для внесения пошлин схему предоплаты.
Ричард тихо выругался, и Чэнь заметил на лице фань куэй то, чего не видел никогда раньше, — страх.
Макси тоже заметил это.
— Что? Что он говорит?
Ричард объяснил, и Макси тоже выругался, но не тихо, а во всю глотку.
Чэнь смотрел на рыжеволосого чужеземца и с трудом сдерживался, чтобы не пуститься наутек. Мало того что тот был явно сумасшедшим, он еще представлял собой самое уродливое, что китайцу когда-либо приходилось видеть: огненно-рыжие волосы, белая, как рыбье брюхо, кожа и голубые глаза. Если дьяволы существуют, они выглядят именно так.
— И Врассуны согласились на предоплату, — повторил Ричард.
— Объясни, — потребовал Макси.
— Вместо того чтобы платить пошлины по мере того, как товары будут поступать на склад и уходить с него, Врассуны согласились с тем, что каждый торговый дом внесет сто тысяч серебряных долларов в качестве предоплаты, из которых торговцы Хонг затем будут вычитать пошлины. После того как эта сумма сократится наполовину, торговый дом должен будет внести новые сто тысяч.
— Но это же безумие! Что это за бизнес такой?
— Все делается именно для того, чтобы выбить нас из бизнеса, Макси. Вполне логично. Врассуны — единственная компания в Шанхае, у которой денег куры не клюют, им это по хрену.
— Но почему? Зачем выбрасывать деньги на ветер только для того, чтобы напакостить нам?
— Потому что они ненавидят нас, Макси.
— Это мне известно, братец, но за что? За что они нас ненавидят?
На этот вопрос у Ричарда не было ответа, но угрозу, которая вырисовывалась перед ними, он воспринял очень серьезно. Взяв шляпу, он направился к двери.
— Куда ты собрался?
— Повидаться с Врассунами. Макси, нам понадобилось пятнадцать лет, чтобы добраться сюда. Пятнадцать лет! И теперь у нас могут отобрать все. Все, Макси! Все!
