Владимир Кедров - На край света
— Евтюшка, это ж я тебе и Ивашке весло, а потом и ведро в море скинул. Слышь, это я их скинул!
«Ты?» — чуть было не вскрикнул Евтюшка, но Куропот закрыл ему рот.
— Тише, дурень! — прошептал он ему в самое ухо. — Наши услышат — убьют меня. А я с вами…
Услышав шаги сотоварища, Куропот отпрянул от Материка и торопливо принялся пить.
…Дежнев беспокойно вглядывался в идущего сзади «Медведя».
«Федя-то мой по здорову ли? — думал он. — Что, бишь, ответил мне Вятчанин? Отходит-де… Как это — «отходит»? Лучше ему? Или он хотел сказать — умирает, мол? Отчего это я понял тогда, что лучше ему? А вдруг умирает? Может быть, умер уже…»
Лоб Дежнева покрылся холодным потом.
— Бессонко! — почти крикнул он Астафьеву. — Бессон, что Вятчанин давеча ответил мне про Федю? Тоже не знаешь? Эй! Сидорка! Роняй парус!
— Что случилось? — беспокойно спросил Афанасий Андреев, подходя к Дежневу.
— Обождем «Медведя». Про Федю узнаю. Жив ли он, сердешный! Сердце болит… — ответил Дежнев.
Впервые Андреев услышал, что голос его дрогнул.
3. Киты
— Говоришь, лучше ему? — нетерпеливо крикнул Дежнев Луке Олимпиеву, когда «Медведь» приблизился к «Рыбьему зубу».
— Лучше! Коли не было яду, здрав будет!
— Ты меня утешил. Уте-шил, го-во-рю! Не отставай! — прокричал Дежнев и, обернувшись к Афанасию Андрееву, облегченно вздохнул. — Хоть немного отлегло от сердца.
— Бедный Федя! — покачал головой Андреев. — Снова ему не повезло.
— Дядя Семен! — вдруг вскричал Иван Нестеров. — Глянь-ка, что там за чудо!
— Чудо?
— Вон! Вода из моря вверх бьет. Батюшки! Зверь всплывает!
— Кит, — спокойно ответил Дежнев.
— Кит?!
— А ты, ростовский лапшеед, небось думал: вот чудо-корыто плывет да в небо плюет, — сострил Сидорка, безжалостно глядя на свою оробевшую жертву.
Когда смех затих, Сидорка продолжал с невинной миной:
— Где же ему, Ивашке, было кита видеть? В их ростовском государстве моря-то нету. Было у них одно озеро, да и то, сказывают, сгорело. Ростовцы, вишь ты, его соломой подожгли!
Смех поднялся пуще прежнего. Нестеров добродушно-растерянно улыбался.
Солнечные лучи прорвали гряду облаков и брызнули по морю. Волны, только что казавшиеся свинцовыми, позеленели и заиграли веселыми отсветами. Тут мореходцы увидели, как в полусотне саженей всплыла черная чудовищно огромная глыба. То был полярный кит, называемый гренландским.
Усатый полярный кит не хищник. У этого гиганта, вес которого в двадцать пять раз больше веса слона, нет зубов. Однако большая часть мореходцев не была уверена в миролюбивости сказочной «рыбы-кит» и посматривала на нее с некоторым опасением.
Зеленые волны, выплясывая вокруг кита, то показывали мореходцам, то вновь скрывали черную нижнюю губу чудовища, выдававшуюся под верхней. Пасть кита, длиною до трети его тела, была закрыта.
Вдруг два высоких фонтана с шумом вырвались из носовых отверстий кита. Сверкавшие на солнце струи увенчивались радужными шапками мелких брызг. Фонтаны красовались недолго. Не успел Сидорка произнести «чтоб тебя громом разразило», что на этот раз выражало восхищение, как чудесные фонтаны сгинули.
— Нету! — изумился Нестеров, протирая глаза.
— Принять вправо! — крикнул Дежнев, дабы избежать столкновения с китом.
Чудесные фонтаны снова взлетели ввысь и снова пропали. Кит дышал. Казалось, он не замечал ни кочей, ни мореходцев.
Выпустив восьмую пару фонтанов, кит шумно втянул воздух, и его голова погрузилась. Черная спина с удивительной быстротой колесом мелькнула над водой. Гигантский двухлопастный хвост взметнулся из волн и тотчас же скрылся. Кит нырнул.
— Ну как, лапшеед, то-то ты, чай, страху набрался? — пытался продолжать шутки Сидорка.
— Посмотрел бы я, Сидорка, на твою храбрость, коль бы этому дяде вздумалось вынырнуть под «Рыбьим зубом», — прищурив глаз, проговорил кочевой мастер Сидоров. — Он бы наш коч, как лягушку, из воды вышиб.
— Сила, — задумчиво проговорил Дежнев. — Кажись, такому чудовищу и бояться некого… А вон чукчи из его костей хаты делают.
— Да тут целое стадо! — закричал Иван Зырянин. — Мишка! Глянь-ко! Справа вода вверх хлещет, слева — тоже! Нас, видно, не боятся.
Мореходцы на обоих кочах толпились у бортов, наблюдая за черными головами китов и их фонтанами.
Вдруг ближайший к кочу кит, крупнейшее морское чудовище, в пасть которого могла бы войти лодка с гребцами и мачтой, гигант, казавшийся неодолимым, издал жалкий свистящий звук и бросился наутек.
Все стадо всполошилось. Вспенивая хвостами волны, киты помчались к острову.
— Чего же они испугались? — недоумевающе спросил Афанасий Андреев.
— Неужто есть такой зверь, чтобы кит его испугался? — изумленно спросил Меркурьев.
— Вон он! — крикнул Сидоров, указывая на что-то пальцем.
— Где? Что? — посыпались вопросы.
Сначала мореходцы ничего не могли разглядеть. Однако скоро они увидели, на что показывал кочевой мастер.
С юга, вслед за убегавшими китами, рассекая волны, стремительно неслось несколько узких черных треугольников, высотою с полусажень. Их основания скрывались в воде. Они казались косыми парусами. Неведомая, видимо мощная, сила несла их со скоростью полета ястреба.
Мореходцы переглянулись.
— Что это?
— Косатки, — объяснил Сидоров.
Он знал этих страшных хищников всех морей. Случалось, они разбойничали и в Белом море.
— Косатки?
— Морские убивцы. Зубы — во! Сорок восемь зубочков. Острые, словно серпы. Ты не смотри, что косатка меньше кита. Сейчас увидишь, как косатки начнут его трепать.
— Да где ж они, эти разбойники?
— Вон, видишь, над водой бегут черные клинья? То их спинные плавники. Не дай бог кому-нибудь упасть сейчас за борт.
Стая хищников налетела на заднего тихоходного великана. Море словно бы закипело. Средь поднятых волн мелькали мощные хвосты, черные головы, изогнутые спины, оскаленные пасти. На десятки сажен волны окрасились кровью.
Борьба была слишком неравной. Беззубый кит мог отбиваться лишь хвостом. Косатки вырывали из его тела куски мяса и пожирали их. Одна из косаток вцепилась в нижнюю челюсть кита. Другие тем временем вырвали из пасти кита язык. Язык кита, весящий до ста восьмидесяти пудов[95], видимо лакомый кусочек, был вмиг растерзан.
— Конец, — проговорил Дежнев.
— Ух ты, страсти какие! — бормотал Ефим Меркурьев, обтирая пот.
— Чисто волки, эти косатки, громом их разрази!
