Ганс Бауман - Я шел с Ганнибалом. Историко-приключенческая повесть
— …до последнего человека… Это будет конец…
— Тысячи две ушло, — зло сказал Магон.
— Виновата конница, — утверждал Мономах. Ганнибал старался его успокоить:
— Магарбал гонится за ними. Они же пешие. Он, наверное, давно уже догнал их. Скоро Магарбал будет здесь и доложит, что их больше нет…
Голос Ганнибала сливался с голосом Мономаха. Они говорили так, что трудно было разобрать, кто именно говорит. Иногда они спорили. Рана у меня болела. Почему он кричал? Теперь Сур ранен. Моя голова все еще звенела от того ужасного крика.
Через некоторое время голоса перестали долетать до меня. Когда я снова проснулся, я услышал новый голос. Это был голос Магарбала. Я слушал его и мог различить каждое слово.
— Через два часа мы их поймали. Они повернули и встретили нас на холме, — говорил он. — Они превратили холм в крепость, причем без единой траншеи — одной своей храбростью. Нас было больше, кроме того, они знали, что их некому спасать, их армия разбита. Но они сражались так, будто победа уже в их руках. У нас потерь больше, чем у них. Было безумием продолжать бой, — сказал Магарбал спокойно. — Я остановил бой, когда увидел, что он будет стоить жизни тысячам наших.
— И ты отступил? — спросил Магон в ярости.
— Я сделал римлянам предложение, — сказал Магарбал.
— Побрататься? — ехидно улыбнулся Мономах. Магарбал не смутился.
— Я пообещал, что если они сдадут оружие, то будут отпущены на свободу.
— А они?
— Сложили оружие.
— И ты позволил им уйти? — Магон в волнении вскочил.
— Я пришел сюда спросить на это разрешения, — объяснил Магарбал.
— Надеюсь, ты хотя бы окружил их нашими солдатами? — презрительно спросил Мономах.
— Нет, — ответил Магарбал.
В палатке стояла мертвая тишина. Я повернул голову, чтобы посмотреть на Ганнибала. Все лица были обращены к нему.
— Сколько их? — спросил он, не глядя на Магарбала.
— Около шести тысяч, — ответил он.
— Все римляне?
— Нет, — возразил Магарбал, — есть и их союзники. Ганнибал посмотрел на него:
— Отдели римлян.
— Не понял, — сказал Магарбал. Тогда Ганнибал объяснил:
— Всем неримлянам мы разрешим уйти, чтобы дома они о нас хорошо отзывались. Но всех римлян мы превратим в рабов — этого они заслуживают.
— Я дал им слово, — сказал Магарбал, с трудом сдерживаясь.
Ганнибал протянул навстречу Магарбалу свою ладонь и дыхнул на нее, словно сдувал в лицо Магарбалу легкое перо:
— Вот оно, твое слово, вернулось к тебе. Магарбал побледнел.
— Они сражались не как римляне, — сказал он. — Их мечи уничтожили бы еще несколько тысяч твоих солдат. Они отдали мне свое оружие потому, что доверились мне.
— Если мы разрешим им уйти, они добудут себе новое оружие, — прервал его Ганнибал. — И ты думаешь, что тогда они убьют меньше моих солдат?
Магарбал не отвечал.
— Ты что, не понимаешь этого? — резко спросил Ганнибал.
— Нет, — ответил Магарбал, вне себя от волнения. — Это уже не война, это — убийство.
Ганнибал встал. И все встали. Ганнибал угрожающе подошел к Магарбалу.
— Думаешь, можешь научить меня разнице между войной и убийством? — Голос его задрожал. — Ты будешь меня учить, что мне делать, а что не делать? Самонадеянный болван! Скажу тебе раз и навсегда: в войне позволительно делать все, что наносит ущерб врагу! Хорошо все, что убивает врагов, а как и почему, спрашивать не нужно. К врагам у нас может быть только одно чувство — ненависть. Война — не состязание, это серьезное и жестокое дело. Кто окажется в рабстве — мы или римляне? Кто будет властелином мира — они или мы? Вот в чем вопрос! Ты хочешь, чтобы копыта их лошадей растоптали нас, чтобы обращались с нами, как с Бостаром и Гамилькаром? Послушай меня, ты, друг наших убийц! Если Рим не падет, падет Карфаген! Чтобы спасти Карфаген, нам приходится брать на себя многое, порой даже нарушать слово. Вот что я тебе скажу: те два советника, которых сбросили со стен Сагунта и которые были на нашей стороне, — своей смертью они обязаны мне.
— Тебе? — в ужасе переспросил Магарбал.
— Это было необходимо, — холодно сказал Ганнибал. — Камень надо катить дальше, римлян надо в глазах всего света выставить варварами. Этой цели я тогда достиг. Каждый должен был поверить, что зачинщиками всего были римляне. Кто, кроме меня, будет знать, что карфагенянин науськивает кого-то против Карфагена? — Ганнибал с презрением посмотрел на Магарбала. — Вот как ведут войну! — сказал он. — Надеюсь, ты теперь понимаешь, что надо делать, бестолковый ты человек! Или ты хочешь, чтобы на меня напали с тыла?
Магарбал сделал шаг назад.
— Чего же ты ждешь? — закричал Ганнибал.
— Я не могу этого сделать, — ответил Магарбал почти шепотом.
Тут открылась черная щель, в которой не было глаза. Страшный взгляд упал на Магарбала.
— Отдели римлян! — прохрипел Ганнибал. — Только ты должен сделать это. Даю тебе половину ночи. Иди! И не попадайся мне на глаза… — Он сказал «глаза», хотя у него остался только один глаз. — Не попадайся мне на глаза, если не выполнишь приказа. Приказ есть приказ!
Ответа не последовало. Магарбал был настолько ошеломлен, что закачался. Он вышел из палатки, как будто его ранили. Ганнибал проводил его взглядом. Я не мог смотреть на Ганнибала, мне казалось, что он совершил убийство.
Я потянул Силена за рукав и сел.
— Помоги мне выйти из палатки, — шепнул я ему. Силен помог мне подняться. Идти я мог сам. Ганнибал все еще сидел, уставившись в пространство, его искаженное лицо напомнило мне лицо Мономаха. Я стал его бояться. Ганнибал не заметил, как мы выходили. Он молчал. Другие тоже сидели молча.
— Где Сур? — спросил я Силена, как только мы вышли из палатки. Стало темно.
— Пойдем, — сказал Силен.
Он взял меня за руку, за ту, которая была здорова, и повел в свою палатку.
— Где Сур?
Меня охватил такой страх, что даже сдавило горло. Силен втянул меня в палатку. Я спросил его в третий раз.
Он посмотрел на меня. Его лицо задергалось. Тогда я понял, что Сур мертв.
32
Силен подвел меня к моей постели. Я лег, не говоря ни слова. Едва я закрывал глаза, как передо мной возникал Сур: с зияющими на груди и на шее ранами, с кровавыми полосами на ногах.
Палатка была открыта, в нее залетал прохладный воздух. День подошел к концу. «Самый длинный день в году» — так сказал Ганнибал, когда день только начинался. Тогда он сидел позади меня на Суре. Теперь Сур мертв, и ночь неотвратимо приближалась.
Силен зажег светильник. Он закрыл палатку и сел возле меня. Его лицо было таким ясным, словно весь свет, что был в палатке, собрался на нем. Никогда я не видел это лицо искаженным.
