Анатолий Ковалев - Потерявшая сердце
— Значит, Елена Мещерская не приходила к вам? — не выдержал Евгений.
— Мещерская? Из Мещерских я знавала только князя Платона, губернатора Казанского, а затем Вятского. — Старуха расплылась в улыбке, обнажившей целый ряд гнилых, почерневших зубов.
Евгений переглянулся с князем, тот вздохнул и пожал плечами. Им пришлось еще долго выслушивать рассказы фрейлины о былых временах, о прекрасных дамах и благородных кавалерах, каких, к ее великому сожалению, не встретишь нынче на балах.
«Можно подумать, эта мумия таскается на балы! — томился от бездействия Шувалов. — А если бы и ходила, то где ей там разглядеть „прекрасных дам и благородных кавалеров“, она же ни черта не видит!»
— Столько времени потратили впустую! — сокрушался князь, выходя на крыльцо дома Протасовой. — Замучила своими россказнями. К ней только попадись в когти, к ведьме!
Они уже собирались садиться в карету, когда из подворотни выбежал Вилимка.
— Погодите, барин! — кричал он.
Мальчуган тащил за собой долговязого детину в ливрее, держа его за рукав. Тот настороженно озирался по сторонам.
— В чем дело? — заинтересовался Евгений, когда Вилимка приблизился со своим пленником.
— Это вот Анисим, лакей здешний, — указал мальчишка на детину. — Он знает, где сейчас графиня Елена…
— Она все-таки была здесь? — удивился Шувалов.
— Тише, барин, — умоляюще сложив руки, попросил лакей, — нас подслушать могут, не сносить мне тогда головы.
— Почему?
— Наша графиня на днях сильно повздорила с вашей графиней, — шепотом начал объяснять Анисим, корча многозначительные мины. — Наша графиня вопила на весь околоток, велела нам схватить вашу графиню, связать и бросить ее в погреб к крысам.
— Боже правый! — обрел наконец голос изумленный князь Павел. — Что же она сделала старухе?!
— Точно не могу знать-с, — заискивающе склонился перед ним Анисим, — а только похоже-с, наша графиня приняла ее за мошенницу или, хуже, за воровку…
— Рассуждай еще! — оборвал его разгневанный Шувалов.
— Рассуждать-с мы не можем, известно, — моментально согласился лакей. — Вот и ваша графиня, когда услышала такое от нашей, обиделась. Ручка у ней маленькая, как у дитяти, а видно, тяжелая! Такую трепку задала горничной Фекле, что та до сих пор еле ползает. А сколько старухе фарфору перебили, страсть! — Анисим злорадно зажмурился.
— Ну а ты что же, братец, стоял в стороне и смотрел, как фарфор бьют? — спросил Головин.
— Да это Фекла натворила, а мне не больно нужно ввязываться! — хмыкнул Анисим. — Я сделал вид, что за барышней в погоню пустился.
— Сделал вид? — возмутился Вилимка. — Ты же сказал, что знаешь адрес!
— Ну, знаю, — подтвердил лакей, дружелюбно подергав за волосы мальчугана.
— Что же? — изнывал от нетерпения граф Евгений. — Где она остановилась?
Но Анисим молчал, будто не слыхал вопроса.
— Что же, Эжен, он старался и должен быть вознагражден. — Князь отлично понял укоризненный взгляд лакея. — Полтинник тебя устроит? — обратился он к Анисиму и полез за кошельком.
— Обижаете, барин, — вздохнул парень. — Это будет стоить никак не меньше пяти рублев…
— Пять, братец! Да это целое состояние! — шутливо воскликнул Головин. — Хватит и двух.
— Никак нет-с! — страстно возражал Анисим. Он даже повысил голос, забыв о конспирации. — За два рубля я не подверг бы свою жизнь опасности!
Слепая фрейлина иногда брала Анисима с собой в театр, лакей прислуживал ей в ложе бенуара и рассказывал, что происходит на сцене, чем занимаются актеры. В тех редких случаях, когда давали русскую пьесу, Анисим запоминал самые красивые, на его взгляд, выражения и при случае пускал их в оборот.
— Возьми свои пять рублей! — не выдержал Евгений и сунул парню ассигнацию.
— Эжен, ты его развращаешь! — обратился к другу по-французски князь Павел. — Он сказал бы и за два рубля.
Но Шувалов уже не слушал князя. Анисим, удовлетворенный сделкой, все так же озираясь по сторонам, сообщил ему адрес, по которому поселилась графиня Мещерская, прибавив, что в этом доме, в первом этаже, находится табачная лавка.
Не медля ни секунды, друзья отправились на Васильевский остров. Карета подъезжала к указанному дому на Седьмой линии, когда князь Павел вдруг припомнил:
— Здесь, кажется, раньше была скобяная лавка. Торговал в ней этакий колоритный, вздорный старик.
— Ты захаживаешь в скобяные лавки? — удивился Евгений.
— Почему бы нет? — пожал плечами тот.
— По-моему, в них не продают английскую поэзию, — подпустил шпильку молодой граф.
— Я ездил сюда поглядеть на дикаря, о котором ходили слухи по всему городу. Он дрался с покупателями, можешь себе представить?!
— С каких это пор ты стал проявлять интерес к подобным вещам? — поморщился Евгений. — Или подражаешь английским лордам, которые, скуки ради, спускаются в трущобы, переодевшись в отрепья?
— Я, ты знаешь, коллекционирую яркие впечатления, пусть даже низменного порядка. А на лавочника стоило посмотреть, — невозмутимо ответил Головин. — Дремучий, крепкий старик, этакий разбойник из былины. Кажется, старовер…
— По-видимому, твой дикарь-старовер продал лавку немцу, — предположил Евгений, заметив кружевные занавески и цветы на окнах.
Они обнаружили в лавке молодую красивую женщину, довольно щегольски одетую. Она обучала юную тщедушную помощницу насыпать табак в холщовые мешочки.
Зинаида тут же бросила свое занятие, повернулась к посетителям и одарила их лучезарной улыбкой. Девочка же, напротив, испугалась чего-то и смущенно потупилась.
— Нет, Машенька, так не годится, — назидательно проговорила лавочница, — ты всегда должна улыбаться клиентам. Ну-ка, подними глазки и улыбнись, иначе ничего не продашь.
Она двумя пальцами подцепила подбородок девочки и показала посетителям ее изможденное бледное личико. Та медленно раскрыла глаза, кроткие и печальные, и послала мужчинам вымученную улыбку. Однако взгляд девочки сохранял горькое выражение.
— Простите, господа, что задерживаю вас, — обратилась к посетителям Зинаида, — но я только недавно взяла себе помощницу, и она еще совсем ничего не умеет!
Она держалась просто, говорила искренне, улыбаясь открыто, как старым друзьям. Зинаида выработала такой стиль общения с аристократическими посетителями бессознательно и очень бы удивилась, если бы ей сказали, что она копирует парижских продавщиц, непринужденно очаровательных и бесконечно любезных. Князь Павел был покорен ею с первого взгляда. Особенное впечатление произвели на него лучистые зеленые глаза Зинаиды и родинка на ее щеке в виде слезы.
