Виталий Гладкий - Вайделот
В двенадцать лет начальное воинское воспитание под руководством Ульриха Меченосца завершилось. Отец отвез его в замок своего богатого друга-барона, где Ханс стал оруженосцем. Забот у юного соискателя рыцарского звания было немало: он ухаживал за лошадьми и собаками барона, встречал его гостей, помогал им сойти с коня, накрывал столы, прислуживал за обедом, подавал вино, разрезал мясо. И усваивал неписаный кодекс рыцарства, те идеалы, которым должен был следовать каждый воин после посвящения в рыцари.
Когда это случилось, Ханс фон Поленц не остался в замке барона ни единого лишнего дня. Ему надоело быть прислугой; юному рыцарю хотелось повидать новые земли и совершить большое количество подвигов. А главное – заработать своим мечом много денег, чтобы занять высокое положение в обществе. Изрядно начитанный юноша прекрасно понимал, что одними идеалами сыт не будешь.
Ханс вспомнил слова Ульриха Меченосца: «Запомни, мой мальчик: если очень сильно захочешь жить, то сможешь перепрыгнуть в полном боевом облачении пять коней. Воина на поле брани поддерживает не столько его выучка (кстати, в любом случае она должна быть безупречной), сколько желание остаться в живых любой ценой. Что это значит? А то, что для выживания все средства хороши. Когда сражаешься не на жизнь, а насмерть, забудь о благородстве, высоких помыслах и прочей дребедени. В бою нет правил; главное – ударить первым, да так, чтобы противник, во-первых, не ждал этого удара, а во-вторых – нанести удар с неожиданной стороны. Главная доблесть в бою – коварство. Перехитрить противника, сбить его с толку неожиданным приемом – вот ключ к успеху в противоборстве».
Когда пришла пора Хансу выехать на ристалище, он коварно ухмыльнулся и громко сказал, обращаясь к маршалу-распорядителю турнира Андреасу фон Вельфену:
– По правилам таких поединков я могу выбрать против его зачинщика не только то оружие, что он предлагает.
– Да, это так, – солидно подтвердил фон Вельфен.
Герольды важно покивали, соглашаясь.
– Поэтому, – продолжал юный рыцарь, – вместо палицы я выбираю «скорпион».
Многие рыцари посмотрели на Ханса фон Поленца с уважением: мастерски пользоваться «скорпионом» – кистенем с металлическими грузами на трех цепях – могли немногие. К тому же «тройной» кистень, как и боевой цеп, считался оружием простолюдинов, и конные рыцари редко им пользовались, хотя он был очень эффективен. Похоже, выбор Ханса оказался неприятной неожиданностью для Буркхарда фон Хорнхаузена; он помрачнел и прикусил нижнюю губу.
Ханс, наблюдавший за ним исподтишка, почувствовал приятное волнение – есть! Его выстрел наугад попал в цель. Ульрих Меченосец гонял его до седьмого пота, обучая разным приемам сражения с применением «скорпиона». Юный рыцарь понимал, что против окованной железом тяжеленной дубовой палицы фон Горнхузена выстоять ему не удастся. Тевтонец просто сомнет его своим весом и напором. А «скорпион» с его неожиданными жалящими ударами будет для Ханса той самой соломинкой, за которую хватается утопающий.
Теперь противники вооружились короткими копьями – длиной около пяти локтей – и более легкими, чем те, которыми они пользовались вчера. Древка копий были тоньше, поухватистей, чтобы ими можно было свободно орудовать во время сражения. Да и материал древков был иным, не ломался от первого удара, как у турнирных копий. Ульрих Меченосец для своего воспитанника сделал несколько заготовок древка из яблоневого дерева с большим количеством свилей, придающих копью дополнительную прочность. Наконечник копья был обоюдоострым, с трехцветным флажком под ним, указывающим на рыцарское достоинство своего хозяина, а ниже флажка располагался небольшой диск, который не давал копью слишком глубоко погрузиться в тело противника. Это делалось не из гуманных побуждений, а из соображений удобства – чтобы проще было извлечь копье из раны.
Возбуждение, овладевшее Хансом, когда он оказался на ристалище, нельзя было передать словами. На другом конце турнирного поля высился гигант, закованный в броню, притом на этот раз Буркхард фон Хорнхаузен взял под седло не курсера, а более тяжелого и злобного дестриэ. На его фоне Ханс фон Поленц выглядел недорослем на рабочей крестьянской лошадке. Среди рыцарей, особенно польских и венгерских, пошел недовольный шепоток: тевтонец выбрал себе противника явно более слабого, что не делало ему чести. Тем более что поединщики намеревались сражаться боевым оружием. Но выступить в защиту Ханса никто не посмел – гордые тевтонцы ни в чьих советах не нуждались. К тому же маршал Дитрих фон Бернхайм даже бровью не повел, когда разглядывал кондиции рыцарей, приготовившихся к поединку.
Звонко запела боевая труба, и кони начали разбег. Зрителям показалось, что под копытами дестриэ тевтонца затряслась земля. Ханс фон Поленц летел, как на крыльях; невольный страх, который он испытал поначалу, превратился в холодную ярость, и юный рыцарь готов был к любому повороту событий. Копья ударились о щиты, но вскользь, и зрители разочарованно ахнули – многие думали, что Буркхард фон Хорнхаузен сметет Ханса одним ударом.
Рыцари снова стали на свои позиции, и опять труба подала сигнал к началу схватки. Фон Хорнхаузен пенился от злобы, – как это он умудрился промахнуться?! – и на этот раз решил нанести удар не в центр щита Ханса, а несколько ниже, чтобы все сделать наверняка. Но и вторая схватка закончилась вничью – с отменным коварством Ханс снова пропустил копье тевтонца над своей головой, несколько изменив угол наклона щита. Правда, и его копье не нанесло тевтонцу какого-либо урона.
Среди зрителей раздались одобрительные крики; бывалые воины поняли замысел фон Поленца и приветствовали его блестящее исполнение. Возвратившись на свое место, Буркхард фон Хорнхаузен с раздражением бросил копье на землю и схватил окованную железом палицу с шипами при вершине, похожую на моргенштерн, только массивней и потяжелей. (По турнирным правилам теперь предстояло биться другим оружием.) А Ханс взял в руки «скорпион» и почувствовал огромное облегчение – ему удалось уравнять шансы. Больше всего он боялся копья, потому что любое удачное попадание этим оружием, находившимся в руках гиганта-тевтонца, сделало бы из него мешок с костями. Впрочем, тевтонец с тяжеленной боевой дубиной с шипами тоже не подарок.
Но на этот раз некоторое преимущество все же было на стороне Ханса фон Поленца. Когда у тебя в руках палица, нужно много крутиться, быстро меняя позиции, на что тяжелый дестриэ был неспособен. А Хансов курсер вертелся как волчок, и тевтонцу, вместо того чтобы одним ударом палицы смахнуть нахального юнца с седла, приходилось напрягать все силы, увертываясь от хлестких разящих ударов «скорпионом».
