Сергей Бортников - Операция «Юродивый»
– Отставить! К вам обращаюсь, господин Кочергин. Ну!
– Я не знаю, о чём вы говорите…
– Расстрелять!
– Есть! – весело воскликнул Сидоркин, обнажая пистолет. – Пшёл! – он пинками вытолкал толстяка из землянки.
Вскоре там, наверху, раздался гулкий выстрел.
– Нет, вы не посмеете, мы же свои, советские, – вдруг запаниковал младший лейтенант. – Я… Я хочу на фронт. Кровью искупить позор, – он явно начал заговариваться.
– Что ты мелешь, урод! – одёрнул его Гонтарь. – Держи себя в руках. Помирать так помирать…
– Нет. Не хочу! Меня мама ждёт! Денис, родненький, ну скажи им наконец, что мы не виноваты!
– Кто такой Юродивый? Гонтарь!
– Впервые слышу…
– Макс, приведите в исполнение…
Командир партизан скорчил на лице подобие улыбки, ехидной, злой, и повёл задержанного к выходу из штабной землянки.
Спустя несколько секунд младший лейтенант услышал ещё один хлопок и упал на колени.
– Простите меня. Я больше никогда…
– Встать! – заорал Вялов – Куда шёл, говори!
– В… В… В Весьегонск…
– Зачем?
– Шеф…
– Кто он?
– Альфред Розенберг! Рейхсминистр оккупированных территорий! Это он поручил нам выкрасть полоумного мальчишку. Мол, конкуренты из какой-то зондеркоманды не хотят шевелиться и уже больше года водят за нос фюрера…
– Что значит «как бы нас не опередили»?
– Три группы. Розенберг лично снарядил три группы, которые будут засылать в Весьегонск с интервалом в десять дней, если предыдущая не справится. После нашей отправки прошла неделя.
– Значит, через три дня…
– Пойдёт следующая команда.
– Ладно… Помолись, облегчи душу…
– Нет! Я не хочу!! Пожалуйста… Вы не имеете права-а-а!!!
Истошный вопль заглушил выстрел.
Капитан спрятал пистолет в кобуру и плюнул в лицо покойнику. Предателей он не выносил на дух. Лучше сдохнуть, но не изменить!
* * *Уже больше трёх лет Токарев – начальник управления. А Вялов до сих пор не поговорил с ним откровенно. Да и сам Дмитрий Степанович ни разу не проявил инициативы. И вот наконец они встретились.
– Нам срочно надо вернуть всех в Весьегонск. Бабикова, Лаврикова, Чижика. И организовать второе кольцо охраны.
– Зачем ты говоришь об этом мне? Есть Лаврентий Павлович, который лично тебя курирует. К нему и обращайся.
– Связь прервана…
– В моём кабинете – прямой телефон. Бери, пользуйся! Мне выйти или как?
– Если можно… Здравия желаю, товарищ народный комиссар! Вялов беспокоит.
– Как дела?
– Надо поговорить! С глазу на глаз.
– Хорошо. Я распоряжусь, чтобы Токарев выделил тебе автомобиль.
– Не надо. У меня есть. Трофейный.
– Когда будешь?
– Часа через три-четыре.
– Хорошо. Я отменю совещание. Жду!
* * *Дорога растянулась на все шесть часов. На каждом перекрёстке – патруль. Рука устала размахивать красной книжицей.
А при въезде в Москву – и вовсе. Чуть ли не допрос. Куда, зачем, с какой целью.
Правда, в самой столице ездить стало легче – транспорта практически не осталось.
На Лубянке – обычное столпотворение. Лица строгие, озабоченные, порой даже – злые, но непременно важные. Кому война, а кому мать родна!
А вот Берия совсем не изменился.
Всё те же щёки на плечах, холёность в чертах, вальяжность в движениях, плавная тягучая речь.
– Здравия желаю, товарищ нарком!
– Здравствуйте, Павел Агафонович. Садитесь.
– Есть!
– Ну, что там у вас? Докладывайте.
– Крюгер в опасности!
– Почему вы так решили?
– Розенберг ему не доверяет. И уже отправил несколько диверсионных групп, имеющих целью захват Юродивого. Одну из них мы намедни ликвидировали.
– Молодцы… Этот хитрый лис совсем распоясался. А ведь когда-то мы его чуть в ВКП(б) не приняли![13] Можешь быть спокоен, я сегодня же дам команду вернуть Игоря Семеновича на место.
– Виноват, товарищ нарком…
– Что случилось?
– Я вас ослушался и не стал настаивать на немедленном возвращении Савченко в Москву… Короче, он в Весьегонске. С Ваней.
– И правильно сделал! Я не раз говорил: в порученном деле ты можешь принимать любые решения. Даже идущие вразрез с указаниями наркома. Мне ведь отсюда видно далеко не всё, не так ли?
– Так точно! Но товарищу Токареву я приказывать не смею…
– А ты и им хочешь руководить? Далеко пойдешь…
– Нет. Вы меня неправильно поняли. Мы с Игорем Семёновичем вдвоём не управимся. А Бабиков, Лавриков и Чижик уже поступили в распоряжение начальника управления.
– А… Вот ты о чём! Хорошо, я дам соответствующее указание. Всё?
– Никак нет! Немцы серьёзно подготовлены. Можно сказать – профессионалы. Нам следует позаботиться о ещё одном кольце охраны.
– Ты что, хочешь, чтобы я дивизию с фронта снял и бросил под Весьегонск? Да у нас каждый солдат нынче на счету! Профессионалы… А вы кто? Впятером против троих управиться не сможете?
– Но…
– Никаких «но»!
– Слушаюсь!
– Скажи, Крюгеру известно о шагах, предпринятых Розенбергом?
– Не думаю.
– Значит, надо его предупредить…
– Да. Но как?
– Это моя забота. Встретишься с ним в последний день лета на нейтральной полосе под Ржевом. В десять ноль-ноль.
– Понял.
– Можешь быть свободен.
– Есть!
– Хотя – постой. Ты больше ничего не хочешь мне сказать?
– Никак нет!
– И спросить – не хочешь?
– Нет.
– Ты действительно ничего не заметил?
– О чём вы, Лаврентий Павлович?
– Эх, Паша, Паша… Неужели ты серьёзно думаешь, что можешь перехитрить самого наркома? Я давно понял, что ты не так прост, как кажешься! Впрочем, такая тактика имеет право на жизнь. Придёт время, и я тебе сам всё расскажу.
* * *Дождь лил как из ведра. Машина не слушалась и часто съезжала с накатанной лесной дороги, тогда Вялову приходилось применять всё своё водительское умение и лихо петлять между деревьями.
А время летит.
Восемь, девять…
Остался один час до встречи, на которую опаздывать нельзя! Крюгер долго ждать не станет. Пятнадцать минут – и ауфвидерзейн…
Лес сменяется бескрайним полем, неубранными хлебами, средь которых вьётся узкая тропинка. Подминая под себя высокие стебли, легковушка несётся напрямик. Только белый флаг трепещется над спелыми колосьями.
Без пяти десять.
Как вдруг…
На пути – машина полная фрицев!
– Кто старший? – приоткрыв дверцу, на немецком выкрикнул капитан.
– Их![14] – немедленно откликнулся высоченный фельдфебель в кителе с короткими рукавами.
– Подойди сюда!
– Яволь!
– Меня ждут, – Вялов расстегнул клапан командирской сумки и ткнул в точку на карте. – Здесь.
