Юрий Корчевский - Защитник Отечества
Несколько раз рядом пролетали стрелы, но ни одна не задела. Когда я отбежал метров на двести, стрелять перестали – для лука уже далековато, а вот из пушки угостить могут, коли пороха не жалко. Знали бы стражники, какой секрет я узнал – не пожалели бы пороха и на несколько пушек. Я обернулся, погрозил крепости кулаком.
Навстречу мне, у дубравы, вышли несколько ополченцев:
– Ты чо, литвин, сдурел?
– Не литвин я, свой, русский, из крепости сбёг.
– Видели, как по тебе из луков стреляли, да охотников у них, видно, нет, всё – мимо!
– Ведите к Адашеву.
– А к царю не надо?
Я зубами заскрипел от злости – стоило рисковать жизнью, добыть важные сведения, чтобы на своей стороне, у русских, дружинники изгалялись.
– Ведите, куда сказано, государево дело.
Дружинники посерьёзнели.
– Коли такое дело, пошли.
Выглядел я, конечно, не очень. Грязный, мокрый, меня трясло от пережитого.
У палатки Адашева стражники остановились. Старший прошёл внутрь, доложил, меня впустили. У стола стоял Адашев, рядом несколько родовитых бояр – в цветных кафтанах, вместо пуговиц – самоцветы. На войну собрались, попугаи.
Увидев меня, Адашев попросил бояр удалиться. Напыщенные царедворцы с презрением меня оглядели и вышли.
– Что случилось, узнал серьёзное?
– Да. Дальняя башня в трещинах – грунт весной осел, под пушками не устоит. За башней местный воевода завал из брёвен и телег распорядился ставить. Пушки у них в арсенале есть, да пушкарей нет.
– Это всё?
– Нет. Самое главное – мне удалось подслушать разговор городского посадника и воеводы. Гонца думают послать в Речь Посполитую, к Сигизмунду.
Адашев кивнул, слушал со вниманием.
– И напоследок, самое главное и самое страшное. Изменник у нас в войске. Именем – князь Андрей Курбский. Думаю, зреет предательство. Как бы в спину полкам русским ворог не ударил.
Лицо Адашева покраснело, он насупился.
– Всё, что ты мне здесь рассказал – занятно, о башне мои люди уже допрежь донесли. А вот что ты бездоказательно чернишь имя княжеское – за это и головой поплатиться можно. Ни в чём предосудительном князь не замечен, воюет исправно, храбрость великую проявляя. А ты – червяк, чернь безродная, хулу на князя возводишь? Вон с глаз моих, и больше видеть твоё лицо богомерзкое не хочу.
– Воля твоя, Алексей. Ты меня больше не увидишь. Но не для того я жизнью рисковал, чтобы князя очернить. Когда свершится предательство, и войско русское разбито будет, вспомни мои слова.
– Вон! – заорал Адашев.
Я не стал искушать судьбу, попятился задом и вышел из палатки. Надо уносить ноги. Передумает Алексей, прикажет в железа заковать да на дыбу вздёрнуть – в миг исполнят.
Я быстро дошёл до нашего бивака, застав всех бойцов в сборе. Они подбежали ко мне с радостными лицами, но я их огорчил.
– Делал вылазку в Полоцк, мой доклад не понравился… – тут я запнулся, чуть не проговорившись про Адашева… – моему покровителю. Видеть меня не хочет, сказал убираться с глаз долой.
Бойцы приуныли. Такого исхода вылазки никто не ожидал.
– Что делать будешь, атаман?
– Денег нам не дали, буду возвращаться в Москву, домой, снова купцов охранять. Вы со мной?
Бойцы замялись, отошли в сторонку, начали шептаться, подошли ко мне.
– Не обижайся, атаман. Мы все решили остаться: здесь рать русская, будет добрая сеча. Полагаем, всем трофеи богатые достанутся, Полоцк город большой и богатый.
Я усмехнулся.
– Всего говорить не могу, только предчувствие у меня нехорошее, не победа воинство русское ждёт, а поражение.
– Все под Богом ходим, на всё Его воля, никому, даже тебе не дано знать, как судьба повернётся.
– Тогда желаю оставаться, всем удачи.
Я собрал пожитки, оседлал коня, перекинул перемётную суму, вскочил в седло. Бойцы мои, на кого я так надеялся, стояли молча, лишь Сергей помахал на прощание рукой. Была бы честь предложена.
Я ехал в одиночестве, на душе было горько. В стане русских предатель, битва будет проиграна – это я помнил ещё по истории, боевые побратимы не поехали со мной, позарившись на трофеи. Известно ведь – покорённый город отдаётся воинам на три дня. Горе жителям – всё мало-мальски ценное отбирается, грузится в их же телеги, запрягаются их же лошади. Кто сопротивляется – убивают нещадно. Почти все поголовно женщины будут изнасилованы – не трогали только старух и маленьких девочек. Участвовать во всём этом? Нет уж, увольте!
Так и ехал я неспешно. Обидно было, что не поверили, вышвырнули, как поношенные тапки. Да Господь с ней, с обидой – жалко многих тысяч русских воинов, которые падут из-за предательства. Я помнил из истории, что Курбского тогда не обвинят в предательстве, а лишь заподозрят в связях с князем Владимиром Старицким, запятнавшим себя в посягательствах на царский трон. Курбский открыто изменит России и перебежит в княжество Литовское через год, и имя его проклянут потомки. Но всё это будет потом.
В раздумьях о человеческой неблагодарности и размышлениях о собственной судьбе я добрался до Москвы. Калитку открыла Варвара, обрадовалась, приняла коня, и, пока я стаскивал перемётную суму, успела сбегать в дом. Дарья вылетела стремглав из кухни и бросилась мне на шею. Вот уж где мне рады, так в доме. Здесь мой тыл, моя крепость. Ну их всех – Адашева, Курбского, царя Ивана. Правильно говорит пословица – не в свои сани не садись, на чужой погост приедешь. Дёрнула же меня нелёгкая с Адашевым связаться, видно – не в добрый час. Всё, с этим покончено.
Пару дней я отсыпался, отъедался домашней снедью. Седалище отдыхало от седла. По дому, как всегда, оказалось полно дел.
Через пару недель по Москве поползли нехорошие слухи о сече под Полоцком, о больших потерях русского воинства. Ещё через неделю ко мне пришёл Сергей. Сел в трапезной, повесил понуро голову.
– Что случилось, Сережа?
– Атаман, извини, ты оказался прав. Разбили русскую рать, а товарищи мои – Леша и Кирилл – погибли. Сам их потом на поле боя отыскал и схоронил. Не знаю, как и к семьям идти… Стыдно перед тобой – мы ведь не поверили, богатые трофеи глаза застили, ушли бы с тобой – все живы остались.
Я кликнул Дарью, она принесла вина, закуски. Мы помянули своих погибших товарищей. Всё-таки свыкся я с ними, год почти бок о бок провели, да не за столом пиршественным, а с саблей в руке. Не ожидал я трагического исхода, не ожидал. Выпили, поговорили о жизни. Решили – коли от меня по своему желанию ушли – пусть Сергей сам к вдовам идёт, объясняется. А как дальше будет – жизнь покажет. Придётся, видимо, вдвоём всё сначала начинать. Определённый опыт и авторитет уже есть, клиенты найдутся, придётся продолжить охрану купчишек и делового люда.
