Рудник «Веселый» (СИ) - Боброва Ирина

— С чего ты это взял?

— А отвалов мало. Смотри сам — практически нет пустой породы — терриконов, рудных полей, шламоотстойников. Практически на каждом современном руднике, в каждой шахте этого добра навалом, не знают, что делать. А тут нет — чистота и порядок.

— Так тысячи лет прошло, мало ли куда что делось?

— Ну, нет, следы всё равно остаются. И куда, скажи на милость, может деться гора отходов? Саныч тут рассказывал, он с этими скифскими рудниками сталкивался много раз, говорит, такое впечатление, будто заранее знали, где рудное тело находится. И к нему по наикратчайшей дороге штрек били. Дальше первым делом выбирали богатую руду, а потом подчищали остатки. После скифов как Мамай прошёл — вообще ничего не найдёшь, ни искорки золота не мерцнёт! Поэтому их рудники и сохранились: сюда и смысла лезть не было, поэтому никто и не совался. Хотя рядом всегда обнаруживали более поздние выработки. И сейчас геологи знают, что искать надо рядом со скифскими рудниками — по верхушкам наберётся достаточно, чтобы сделать долгосрочную добычу руды. У меня вообще по поводу скифов такие мысли: они знали принцип, по которому идут рудные жилы с теми или иными ископаемыми, и чувствовали их с поверхности. И это, заметь, без сейсморазведки, без разведывательных бурений и прочей машинерии. Вот куда это знание делось? Наверное, остатки у лозоходцев есть, но тоже по верхушкам — что-то делают, что-то могут, а что именно — сами не знают. У необразованных деревенских знахарей бесполезно искать ответы, у них нет цельной картины.

— А у скифов была?

— Да, — ответил Ботаник и мигнул фонариком, — нам сюда.

Мы протиснулись сквозь неприметную нишу — «печь», если пользоваться терминологией Саныча. Если бы не Петькина карта в буке, ни за что бы не нашли — её просто было не видно. Обычная глухая ниша со ступенчатой стеной — её-то и разглядеть на фоне ступеней стен невозможно. В потолке ниши темнело отверстие. Мы поднялись по ступеням в лаз — довольно узкий, заблокировать такой можно было обычным камнем. Мне очень не нравилось всё это, я просто кожей чувствовал опасность. Из головы не выходил Аркадий — то, что он где-то здесь, я знал, был уверен в этом. Лаз вёл вниз с небольшим уклоном, и я чувствовал себя так, словно оказался в мышеловке. Но Петро, насвистывая весёлый мотивчик, полз вперёд. Лаз наконец-то кончился, чему я был несказанно рад.

— Смотри, вообще нереально! — Луч от фонарика Петра прыгал по стенам. — Это же естественный карст! Такой красоты на земле не увидишь!

— Скелеты удивительно гармонично вписываются в твоё понимание красоты, — хмыкнул я, включив большую лампу.

— Вот ты всегда так, Яшка! Вот один видит красоты природы, а другому всякие страсти-мордасти мерещатся… — начал Ботаник, но оборвал фразу посредине. — Ничего себе! — выдохнул он после долгой паузы.

Мы стояли в невероятно большой пещере, свод терялся непонятно где, во всяком случае, ни свет лампы, ни лучи фонарей до него не добирались. По периметру лес сталактитовых колонн жемчужно-серого цвета. Колонны переливались, искрились в свете, когда я наводил на них луч. Журчала вода, гулко падали капли, стукаясь о пол пещеры и рассыпаясь на мелкие брызги. Действительно, красиво было невероятно, но скелеты портили благостный подземный пейзаж.

Слева от нас, всего в паре метров, начиналось что-то вроде некрополя: в деревянных колодах без крышек, закутанные в истлевшие полотнища, просто в одежде лежали хорошо сохранившиеся трупы. Некоторые даже высохли, превратившись в мумии. Заметил несколько колод, вросших в сталагмиты. Да, людям со слабыми нервами делать в таком месте нечего: будь у меня психика послабже, вполне мог бы составить компанию древним покойникам! Про Петра такого сказать не могу, тому нервы заменяла научная любознательность, и реакция у него была только одна: изучить.

— Холодно как здесь, — сказал я вслух, чтобы не молчать.

— Вот они, пленники Золотой девки… — пробормотал Петро с таким восхищением в голосе, что я с трудом сдержал смешок — веселиться в таком месте показалось мне чуть ли не кощунством, хоть я и несуеверный.

— В смысле?..

— Метафора. Легенда на пустом месте не возникает. Вымысел, но не совсем. Скорее — домысел. Видимо, у скифов здесь был некрополь. Точно сказать не могу, нужно археологическое исследование. Археологическая экспедиция, и не одна.

— Так были же, несколько.

— Были геологи. И сюда они, скорее всего, не дошли.

— А местные? Неужели никто не рассказал учёным?

— Яков, ты как маленький, правда! Ты можешь себе представить хоть одного местного, который сюда сунется?! Разве только Тимофей. Он наверняка об этом захоронении знает, не зря же не пускал. Предостерегал.

— Тимофею есть чего бояться, он тут лет семьдесят просидел — с тридцатого года. По нашим часам. По его времени от силы часов двенадцать прошло.

— И ты мне только сейчас об этом говоришь?!! — воскликнул Пётр, возмущаясь. Голос его заметался эхом, рассыпаясь на слоги и звуки среди сталагмитов. Казалось, пещера обрадовалась живым людям, подхватила слова и стала повторять их, будто пробуя на вкус, то возвращая звуки нам, усилив, увеличив, то забирая назад, перекатывая их, облизывая, словно леденец. Я впервые слышал такое эхо — жутковато, без ложного стеснения могу сказать, что стало не по себе.

— Тише ты, Ботаник чёртов… Сдурел — кричать в таком месте! — прошипел я.

— А чёрта поминать в таком месте? — не остался в долгу Пётр, кивая на ряды покойников. — Я где-то читал… но не ручаюсь за точность информации… Подобные захоронения есть в Синьцзяне, в пустыне Такла-Макан. Там тоже древние рудники. И в Чехии, в Рудных горах тоже горняков хоронили в горе. Там, правда, кельтские рудники, но кто такие кельты и откуда они взялись — вопрос сложный. Есть такая теория, что их следы идут с Алтая. Захоронения примерно одного времени с этим. Но что характерно — во всех этих местах, казалось бы, отдалённых друг от друга, фигурирует один и тот же персонаж — Золотая девка. Или Хозяйка золота… или Хозяйка горы. Что мы знаем о том времени? О скифах вообще, кроме свидетельств греков, ничего не сохранилось. Так же и о кельтах. Только наши гипотезы разной степени остроумности. У меня тоже есть гипотезы…

— И тоже разной степени остроумности, — я усмехнулся. — Ботаник, мы с тобой, как в дешевом голливудском фильме ужасов, — стоим в пещере, полной мертвецов, и ведём умные беседы на отвлечённые темы, дожидаясь, когда эти жмурики начнут вставать из гробов, чтобы потом от них долго бегать. Давай, куда дальше?

Но Петро не ответил. Он, промычав что-то нечленораздельное, схватил меня за руку и сорвался с места.

— Да стой ты! Блин, как лошадь — с места в карьер! Петруха, что случилось?.. Да объясни же!

— Там точно труп зашевелился!

— Так, стоп. Стоп, Ботаник! Ты уже гнать начал. Хотя… — я замолчал, прислушиваясь: казалось, будто кто-то крадётся в темноте по сталагмитовой чаще. Эхо подхватывало звук, едва уловимый, похожий на звук лёгких шагов.

— Ты оружие взял?.. — срывающимся шёпотом спросил Пётр. — Хотя толку с него, пули нужны серебряные. И ведь не додумался кол осиновый захватить, наверху столько осины…

— Ой, Петенька, чувствую, трудно тебе будет в смирительной рубашке жить! — Я присел на корточки, опустил лицо в ладони и, всхлипывая, тихо захохотал. — Петька… про осиновый кол ты хорошо сказал… сильно… ах-ха…

— Ну, между прочим, если откинуть предрассудки…

— Откинь, Петенька, — перебил его я, — откинь… Давай смотри, сколько там до места осталось, и быстро заканчиваем с этой комнатой страха. — Я встал, но, посмотрев на Ботаника, подумал, что никогда не забуду ему эти «серебряные пули» и «осиновый кол»! Но вслух ничего не сказал, побоялся, что снова проберёт смех. Вместо этого постарался успокоить напарника:

— Петрух, да мало ли какие звуки могут здесь быть? Тут, вообще-то, и так не тихо, всё журчит, стучит, капает. И пока не знаем природу этого шарканья, делать какие-то предположения не стоит.