Сергей Удалин - Не ходите, дети...
– Мзингва, ёкарный бабай, вернись! – рявкнул он, но в общем шуме не услышал собственного голоса.
А Мзингва бесстрашно стоял на пути быка, размахивал перед собой яркой тряпкой и что-то вопил во все горло. Вероятно, кричал «Торо!». Бык в растерянности остановился, его преследователи тоже. И Мзингва успел бы с достоинством выйти из игры, но он только-только почувствовал себя героем и не собирался останавливаться. Раз противник не нападает, нужно его раздразнить, вынудить пойти в атаку. Шофер несколько раз наотмашь хлестнул бедное животное рубашкой по морде. Может быть, задел пуговицей по глазам, может, просто напугал до потери инстинкта самосохранения, но бык опустил голову и угрожающе замычал.
– Беги, дурак! – снова и с тем же успехом попытался докричаться до зулуса Шахов.
Мзингва лишь гордо и глупо улыбался и чуть было не пропустил момент, когда бык все-таки решился на атаку. И вроде бы тореадор-любитель сделал все правильно, грациозно отступил в сторону, оставив рубашку на пути движения животного. Вот только быка рубашка мало интересовала. Копыта затормозили, голова с круто изогнутыми рогами повернулась вбок, и Мзингва, подлетев метра на два, рухнул на первые ряды зрителей.
Толпа ахнула. А Шахов почувствовал, что всего мирового запаса ругательств не хватит, чтобы выразить его чувства. Расталкивая окружающих, он ломанулся на арену. Нет, ну надо же было связаться с двумя остолопами, ни одного из которых нельзя на минуту без присмотра оставить!
* * *Окончание корриды Шахов по понятным причинам не посмотрел. Что происходило дальше – тем более не узнал. Полночи он вместе с Бабузе провел в хижине придворного лекаря, куда поместили неудавшегося тореадора. Хвала всем его зулусским предкам, вероятно, очень удачливым людям, Мзингва пострадал не так сильно, как напрашивался. Рана оказалась глубокой, но не опасной. Непонятным образом рог не разорвал ни одного важного внутреннего органа. Переломов, во всяком случае открытых, тоже не было – Шахов сам проверил. Чем, правда, не на шутку рассердил ньянгу, и тот больше близко не подпускал посторонних к пациенту. Так что Андрей с кузнецом в основном смирно сидели в дальнем углу хижины.
Но и оттуда было видно, слышно и понятно, что Мзингва выберется. Лекарь напоил его каким-то жутким варевом, преотвратно пахнущим, как и все действенные лекарства, и теперь раненый спал, вполне возможно вовсе не ощущая боли. Не спали за него другие. Где-то спустя час после происшествия прибежал Бонгопа. Раньше освободиться не мог – служба. Но кузнец тут же, кратко проинформировав о состоянии больного, отправил сына отсыпаться. Сам бы не справился, помогли два других сына, дежурившие возле входа. Заглядывал и один из старейшин. Этот долго задерживаться не стал. Убедился, что Мзингва живой, разрешил Бабузе не идти завтра в поход, а остаться в краале и приглядывать за раненым, после чего отправился на доклад к вождю.
Кстати, о вождях. Когда Шахов помогал вытаскивать раненого Мзингву с арены, заметил краем глаза, как дернулся к ним Гарик. Но его не пустили. Не царское, мол, это дело. Вот и пусть помучается. Неизвестно, что ему сообщит старейшина и когда сообщит. Возможно, только утром. А с другой стороны, парню завтра в бой не идти. Не поспит ночку – ничего страшного.
Андрей тоже порывался забить на эту войну и остаться ухаживать за Мзингвой, но кузнец его отговорил.
– Я – старик, – невесело усмехнулся Бабузе. – Без меня войско кумало как-нибудь обойдется. А вот тебе нужно показать себя, чтобы потом рассчитывать на благоволение Сикулуми.
– Да зачем мне нужно его благоволение? – горячился Шахов.
– А про колдуна ты забыл? Если хочешь, чтобы вождь позволил тебе навестить Кукумадеву, – отличись в бою. А то ведь ты сам мне рассказал про толстяка, пытавшегося убежать от стражников. Ему еще повезло – умер как мужчина. Обычно тем, кто не выполняет волю вождя, просто разбивают дубинкой голову.
В общем, Андрей согласился с его доводами. И даже часа два, перед самым рассветом, вздремнул. Но утром все равно чувствовал себя отвратительно. С Гариком переговорить так и не удалось. Поутру в хижину зашел невысокий бородатый дядька с до ужаса серьезным лицом, назвался командиром ибуто[63]– отряда, в который распределили Шахова и сыновей кузнеца, – и приказал выходить на построение. И к тому моменту, когда они вышли из крааля, вождь с приближенными на плацу еще не появился. В общем-то тоже правильно. Куда ему торопиться? Без него не начнут.
Тем более что до начала еще топать и топать. Из плана боевых действий секрета не делали. Войско кумало должно было встретиться в районе брода через Умфолози с ополчением ндвандве и потом уже вместе отправиться наказывать сибийя. В победе никто не сомневался – противник вряд ли сможет выставить больше двух ибуто, а в объединенной армии союзников их целых пять. Два – у ндвандве и три – у кумало. Третий подойдет к месту сбора вместе с вождем. Вероятно, поэтому кузнеца так легко и освободили от службы. Да и действительно, зачем пожилому человеку тащиться по жаре невесть куда – а раньше полудня до места добраться не рассчитывали, потом постоять немного в резерве и возвратиться обратно, даже не поучаствовав в сражении? Трусливые сибийя разбегутся, едва только заметят на горизонте победоносную армию Сикулуми и… да, судя по всему, и Гарика-Звиде.
Вот ведь глупейшая ситуация – идти в бой, так и не разобравшись, что за аферу прокрутил этот поганец Хлаканьяна. За кого, собственно говоря, сражаешься. Спросить бы у Бонгопы, но он со своим молодняком оказался в другом ибуто. Без разрешения командира из строя выходить не положено. Дисциплина, ёкарный бабай!
Чтобы как-то развлечься, Шахов решил выяснить, из какого количества воинов должен состоять ибуто. По его прикидкам, набиралось около четырех сотен, но хотелось бы знать поточнее. Однако оба сына кузнеца ответили на вопрос приблизительно одинаково и одинаково приблизительно:
– Икулу, – и уточнили, столкнувшись с непонимающим взглядом Андрея: – Много амашуми[64].
Такая вот прикладная математика. Сосчитать народ толком не могут, но зато с дезертирами обходятся ох как круто.
Обращаться с тем же вопросом к командиру Шахов не стал. Предположим, тот знает всех воинов в своем отряде и может перечислить их поименно. Пусть даже он назовет точную цифру – что толку, если Андрей не знает такого слова. Хватит и того, что пришлось сочинять для этого дяди с многое объясняющим именем Какака рассказку о том, почему Шахов не по форме обут. То есть не обут совсем. Андрей сначала прикинулся простофилей, что было нетрудно, если вспомнить, где и как он свои босоножки оставил. Так, мол, и так, кумало не только великие воины, но и прекрасные скороходы. И в сандалиях за ними никак не угнаться.
