Джон Биггинс - Под стягом Габсбургской империи
Я, например, полагаю, что большинство школьников знает: на повороте реки скорость течения на внешней стороне полуокружности намного выше, чем на внутренней, прямо как когда колонна солдат заворачивает за угол. Из этого следует, что корабль, идущий против течения, намного легче будет плыть, если штурман проложит курс как раз по внутренним сторонам поворотов, конечно, следя за мелями и принимая меры, чтобы не навалиться на другое судно.
Но Полтл такими знаниями не обладал и руководствовался правилами дорожного движения - кораблям следует держаться справа, так как он полагал, будто Дунай на всем своем протяжении - это двухколейная железная дорога, по которой корабли бегают вверх и вниз, каждый по своей стороне: от города Сулин в устье Дуная и вверх по течению, вплоть до Ульма, что в Германии.
Паровые котлы и машины «Тисы» уже порядком износились: она едва могла выжать восемь узлов или сохранять эту скорость больше часа, поэтому наблюдающие с берега иногда становились свидетелями забавных сцен. Так, одним примечательным весенним утром на излучине чуть пониже крепости Петвардайн «Тисе» потребовалось три часа и тринадцать тонн угля, чтобы пропыхтеть двести метров вверх по реке, отчаянно сражаясь с течением, пока котлы зловеще стонали, а Полтл от ярости аж пританцовывал на мостике, угрожая публично четвертовать мокрых от пота кочегаров, если те не смогут повысить давление.
Точно так же он не мог или не хотел понять, что правильный способ подвести корабль с паровым двигателем (равно как и гребной ялик) к пристани, двигаясь по течению, это не лететь на него на всех парах, да еще и по течению, пытаясь зацепиться, проносясь мимо. Нужно спуститься ниже по течению, развернуть нос корабля на сто восемьдесят градусов, подняться уже против течения, уравнивая его скорость и собственную скорость монитора, достигнув точного баланса, когда опытный рулевой может причалить двадцатитонный полубаркас к круто сваренному яйцу, не раздавив его (и, кстати, я видел, как это делается).
У Полтла не было времени для подобных тонкостей - всякий раз мы на полной скорости летели вниз по течению, и каждая раздолбанная пристань, казалось, только усиливает его решимость продолжать попытки. В иных случаях излишнее почтение к правилам дорожного движения сдерживалось тем, что Полтл, казалось, абсолютно не в состоянии ни привязать карту к окрестностям (для него реальностью была карта, а не река, которую она отображала), ни распознать навигационные буи, отмечающие фарватер. Он также настаивал, когда мы плыли вдоль границы с Сербией ниже Белграда, что мы на боевой службе, а следовательно, в соответствии с уставом, обязаны управлять кораблем из боевой рубки, а не с мостика на её вершине.
Это достаточно неудобно и в дневное время, когда стоишь внутри душной стальной трубы и выглядываешь через узкую смотровую щель; ночью же мы с тем же успехом могли вести корабль, сунув головы в оцинкованные вёдра. Когда я нёс вахту, кто-нибудь из команды стоял под носовой частью палубы, просовывая голову через палубный иллюминатор и выкрикивая мне, куда плыть.
Тем не менее, как-то ночью в середине марта это едва не довело до беды, когда мы плыли вниз по Саве неподалеку от Землина и уничтожили плавучую водяную мельницу. На Дунае в те дни еще встречались такие: две баржи, вставшие на якорь там, где течение быстрее всего, между ними подвешено водяное колесо, а над колесом - деревянный навес для жерновов. К счастью для мельников, «Тиса» ударила как раз между баржами. Само колесо и навес превратились в щепки, но обе баржи остались на плаву. Жестоко разбуженные мельники осыпали нас проклятиями и угрозами, пока мы не исчезли в темноте.
Через неделю мы врезались в железнодорожный мост в Ужвидеке, а потом однажды ночью в конце месяца налетели на мель у сербского берега, выше одного из белградских фортов. К счастью для нас, ночь была пасмурной. Мы с Йовановичем сели в шлюпку и погребли на австрийский берег, где в конце концов нашли таможенный пост с телефоном и вызвали буксир из Панчовы, которому удалось вытащить нас с мели незадолго до рассвета. Если бы не эта подмога, боюсь даже представить, какие дипломатические осложнения могли бы последовать.
К счастью, несмотря на целую череду навигационных ошибок мы плавали на борту прочного корабля со стальной пятисантиметровой броней. По крайней мере, когда мы врезались в кого-то, другой стороне обычно приходилось хуже. Говоря профессиональным языком, моё положение весной 1914 года казалось хуже некуда: старший офицер у неизлечимого идиота капитана, с экипажем из недовольных мадьяр на борту плавучей батареи, ползающей вверх-вниз по болотистой реке в самом сердце Европы.
Но худшая, намного худшая, участь ждала впереди, поскольку шестнадцатого апреля 1914 года, находясь в Панчове, «Тиса» получила приказ немедленно проследовать к Нойградитцу - около сорока километров вниз по реке. Приказы обязывали помочь местным жандармам и таможенникам в пресечении контрабанды скота.
Глава седьмая
Причиной нашей внезапной трансформации в эрзац-таможенников явилась традиционная для Центральной Европы забава - война за свиней.
Разведение и продажа свиней всегда имела большое значение для сербских крестьян, которые, как правило, выращивали в год хотя бы одного поросёнка для продажи, чтобы заплатить налоги. Австро-Венгрия же являлась крупнейшим потребителем свинины, так что в обычные времена торговля домашним скотом через Дунай и Саву носила оживлённый характер; визжащие стада и поезда с сербскими свиньями совершали путешествие в один конец на скотобойни и колбасные фабрики двуединой монархии. Как следствие, если Австро-Венгрия хотела надавить на свою проблемную южную соседку, ей лишь требовалось запретить ввоз свиней на некоторое время под каким-нибудь предлогом - обычно из-за мнимой вспышки свиной лихорадки.
Самая длительная и ожесточённая война за свиней произошла в 1908 году, после того как Австрия аннексировала Боснию и Герцеговину, и экономика Сербии была полностью задушена из-за запрета торговли. В конце концов всё закончилось, но Сербия преуспела в Балканской войне 1913 года; Будапешт обеспокоился возможными беспорядками (большинство жителей южной Венгрии были этническими сербами), и теперь осталась лишь частичная свиная блокада, относившаяся только к границе Сербии с Венгерским королевством.
«Тиса» включилась в нее, поскольку продавцы свиней из Сербии и венгерские владельцы колбасных фабрик, по-прежнему горящие желанием торговать друг с другом несмотря на закрытие границ, в последнее время стали переправлять скот через Дунай лодками, под прикрытием темноты. Таможня и жандармерия пытались их остановить, и кораблю кригсмарине следовало показать, кто здесь хозяин, и прийти на выручку, если шайки контрабандистов (а по имеющимся сведениям они были вооружены и хорошо организованы) перейдут к жестким действиям. Для нас это выглядело развлечением.
