Ольга Сарник - Карьера Югенда
– Конечно! – воскликнула Лола, повеселев. – Я даже немного выпью. Я так переволновалась из-за тебя!
– Да и мне не повредит бокал вина, – отозвалась Марта. – Спасибо тебе!
Марта порывисто обняла подругу. Лола осторожно высвободилась.
–Сейчас же приведи себя в порядок и не реви больше, – строго сказала Лола. – Он тебе врал. Мерзавец!
Но Марта так глянула на Лолу, что та добавила с досадой:
–Ладно, молчу, молчу, – и безнадёжно махнула рукой.
– Ганс жив! – с нажимом произнесла Марта. – Я не верю, что его больше нет!
– Жив, так жив!– охотно согласилась Лола. – Пойдём скорее ужинать. Не то умру я!
Лола в нетерпении наблюдала, как Марта тщательно пудрится, глядя в настенное зеркальце. Всё-таки здорово, что завтра не надо идти на почту, удовлетворённо подумала Лола. Внезапно она ощутила смертельную усталость. На голом оптимизме далеко не уедешь. Ей давно уже нужен отдых. И так ужасно не хочется идти на завод…
VII
В почтовом отделении с самого утра царил ажиотаж. Без проворной рыжей бестии было тяжело. Но фрау Штрабе привыкла за годы войны обходиться тем, что есть.
Магда пришла рано утром, когда дверь была ещё заперта. Надо поспеть на работу, а до магазина ещё пешком идти четыре квартала. Наконец тяжёлая дубовая дверь отворилась, и Магда первой забежала в утренний полумрак почтовой конторы. Стуча каблучками, она с надеждой подбежала к стойке, за которой в этот раз не оказалось рыжей дерзкой девчонки. На неё подняла спокойный взгляд полная солидная дама:
–Слушаю вас.
– Нет ли писем на имя Магдалены Оффенбах? – безотчётно волнуясь, спросила Магда.
Полная дама внимательно посмотрела на неё, но ничего не ответила. Магде показалось, что прошла целая вечность, прежде чем она грузно поднялась и протопала в заднюю комнатку. Вернувшись, она положила на стойку перед Магдой измятый бумажный треугольник. И письмо. Сердце Магды похолодело и оборвалось. Она очень хорошо знала, что значат такие треугольники. Она не помнила, как взяла его в руки. Как во сне, двинулась она к выходу.
– Фройляйн, на войне случаются ошибки! – как колокол, зазвенел в ушах чей-то голос. Наверное, той солидной дамы за стойкой. – Не отчаивайтесь!
Толпа выплюнула хрупкую Магду на улицу.
В тот день тоска накрыла всё её существо. Она не помнила, как пришла на работу, как прошёл её рабочий день. Она не помнила, как вернулась домой, как легла на диван и укрылась пледом. Как пролежала на том диване почти сутки. Не помнила ровным счётом ничего, до тех пор, пока в дверь тихо, но настойчиво не постучали. Она с трудом, как после тяжёлой болезни, поднялась, и отворила. Встревоженная фрау Гравер прямо на пороге озабоченно ощупала её лоб.
–Магда, детка, что с тобой? – с тревогой спросила она. – Я едва не вынесла тебе двери! Стучала битый час!
Магда смотрела на неё, точно не узнавая. По её щекам медленно покатились слёзы. И фрау Гравер всё поняла, без слов. Разрыдавшись, они крепко обнялись.
Потом Магда оделась, и обе они ушли, так и не сказав друг другу ни слова. Ушли навсегда из того дома. В тот день мама спасла Магде жизнь. Менее чем через час после этого в дом угодила авиабомба и разрушила его до основания. Все, кто был в доме, погибли.
Так Магда переехала жить к моим родителям окончательно. К тому времени уже не было в живых её матери – бомбёжка. А отца забрали на фронт. Последний резерв.
Общие потери связывают людей крепче, чем общая собственность.
VIII
Летом, когда Коля немного окреп, а продуктов накопилось на четыре дня с запасом (именно столько дней ехать поездом до Барнаула), они двинулись в далёкий путь. Три мужественных комочка под скупым ленинградским солнцем.
… Пристань была пустынной. Подозрительно пустынной. Толкались там две женщины в платках да двое детей – мальчик лет семи и девочка лет трёх. Все худые, одни глаза на лице – точно как Галя и Коля. Женщины тоскливо смотрели на горизонт, поверх водной глади. Дети, присмирев, сидели на корточках. Все тягостно молчали.
У Гали упало сердце.
–Скажите, пожалуйста, будет паром до станции? – неожиданно дрожащим голосом спросила Галя у одной из них, в юбке в огромный горох. Юбка стала ей велика, и женщина стянула её большим узлом на талии. Она повернула голову, окинула Галю мрачным взглядом.
– Паром раньше ушёл. Перегруз, – нехотя сообщила Гороховая.
– А как же… теперь? – задыхаясь от горя, спросила Галя. Она почувствовала, что стремительно теряет самообладание, что вот-вот заплачет. Сколько ещё можно терпеть?!
Гороховая молча отвернулась. Галя бессильно опустилась на свой чемодан. Коля тут же подошёл к ней:
–Мамочка, что с тобой? – обнял её колени, поднял встревоженное личико. Он сразу стал называть Галю мамой. Будто давно ждал её, и дождался из очереди за хлебом. Ласковый, умный малыш… Немного младше Володи. Но серьёзный, не по годам.
– Ничего, солнышко. Иди, погуляй по берегу. Только в воду не заходи, – ласково прошептала Галя.
К лодке, пришвартованной к берегу, шёл худой, но крепкий старик. На вид ему было лет шестьдесят пять – семьдесят, на седую голову небрежно был нахлобучен картуз, украшенный красной гвоздикой. Серые глаза его были весёлыми и чуть лукавыми, а под ниточкой седых усов прятались тонкие улыбчивые губы.
Старик бросил на женщин цепкий, проницательный взгляд и молча принялся отвязывать лодку, явно намереваясь отчалить.
–Дядя, довези до станции! – протрубила гороховая.
– Не-е, – энергично замотал головой старик. – Мне в Шлиссельбург надо. У меня там внучка сегодня именинница. Опаздывать никак нельзя! Извиняйте, – с достоинством произнёс старик.
– Нас на паром не взяли… Перегруз… Пожалуйста, довезите до станции! – умоляюще заговорила Галя. Кажется, никогда в жизни она так не просила! – Мы пропадём, совсем пропадём! Я заплачу, сколько скажете! Только у меня всего восемьдесят рублей…
Старик заразительно расхохотался, задрав подбородок.
– Сколько скажете, но всего восемьдесят! – ликовал старик.
– Так ты скажи, миленький, сколько денег надо? Скажи, мы найдём! Найдём! – оживилась Гороховая.
– Да откуда вы взялись на мою голову! – с отчаянием, вселившим в их души надежду, вскричал старик. – Нельзя туда, бабоньки, немец по озеру стреляет, плыть не даёт, – принялся увещевать их старик. – Вы вон, с маленькими! Да и мне к внучке надо, подарок везу. Ждёт. Четыре годика ей сегодня. Выдюжила, кровиночка…
Галя, сидя на своём чемодане, сквозь слёзы наблюдала за стариком. Он наконец отвязал лодку. А Галя больше не стыдилась своих слёз. Душевные силы окончательно покинули её. Старик почувствовал её взгляд, обернулся и вздрогнул, будто укололся. А потом страшно рассердился. Сердился он смешно.
