Русские флибустьеры - Костюченко Евгений Николаевич ""
- Да, - сказал Орлов. - И не раз. Для американцев я Брукс. Джеймс Брукс.
- Джеймс Брукс, - повторил Кирилл. - Ясно. В личном бланке запишем, что на борт тебя взяли на Ямайке. У меня с собой есть только бланки с печатями кингстонского порта, так что не обессудь. Если в Галвестоне портовый агент спросит, как ты оказался в Кингстоне, скажешь, что промышлял с рыбаками, попал в шторм, оказался за бортом. И так далее. Это самая простая легенда. Ей все пользуются.
- Кто «все»?
- Кому надо срочно попасть на борт и получить матросскую книжку. - Кирилл глянул на его саквояж и добавил: - Если есть деньги, бумаги, ценности - будут храниться у меня. А арсенал свой сдай боцману.
Боцман Петрович спрятал его револьверы в длинный сундук, где Орлов краем глаза заметил блеск ружейных стволов. Показал место на палубе, где ему придется подвешивать свой гамак на время сна. А потом они вместе принялись набивать трюм запасами, которые боцман набрал на берегу.
Десяток живых кур Орлов запихал в деревянную клетку. Двое крупных и отчаянно визжащих поросят пристроились рядом. Они были связаны, лежали на боку, и Орлову пришлось повозиться, чтобы напоить их.
Бочки с пресной водой закатили и составили в один угол трюма, с ромом - в другой. Связки лука и чеснока легли поверх корзин с томатами. Наконец, Петрович вручил Орлову длинный прямой тесак.
- Выбери куренка пожирнее. Только смотри, чтоб кровь на палубу не пролилась. Чтоб ни капли! Ощиплешь, перо не выбрасывай, вот тебе под него мешок. Куренка отдашь на камбуз, коку. И отдыхай до ночи.
Тесак был тяжелый и неудобный. Таким мачете хорошо рубить подлесок, пробивая тропу. Но чтобы лишить жизни курицу, можно обойтись и перочинным ножичком.
- Чего задумался? - спросил Петрович.
Орлов попробовал лезвие тесака на ногте и сказал:
- Наточить бы.
- Иди на ют. Там и наточишь.
Несколько минут спустя Орлов стоял на корме, перегнувшись через борт, и глядел, как кровь из тушки капает в воду и клубится бурыми хлопьями, дразня рыбешек. «Мексика, Мексика, - думал он. - С ней бесполезно спорить. С ней бесполезно строить совместные планы. Никогда не знаешь, чего от нее ждать. Не прошло и часа, как я строил вышку и глядел с высоты на лес, и прикидывал, как проложить дорогу, и рассчитывал, сколько надо будет потратить на завтрашний визит к алькальду [3]. И вот уже нет никакой вышки, и не будет никакой дороги, и теперь я должен стать лучшим другом не алькальда, а боцмана Петровича. А в кустах под обрывом остывают два тела~ Почему они решили убить меня? Неужели так велика здесь ненависть к проклятым гринго? Не заметил я особой ненависти. Они даже не смотрели на меня. Я был для них вроде вот этого несчастного куренка, которого приговорил Петрович. Но куренок пойдет в пищу, а меня-то зачем надо было убивать? Какая им была бы выгода? Неужели просто лень было тащиться со мной до дороги? Видно, так и есть. Мексика, одним словом. Эх, выпить бы сейчас~»
- Говорят, Лука Петрович земляка нашел? - раздался веселый голос у него за спиной.
Он появился бесшумно, словно соткался из воздуха - чернявый, с ранними залысинами и щегольскими усиками, в кожаном жилете на голое тело и матросских просторных штанах. В одной руке у него был глиняный запотевший кувшин, в другой - две кружки.
- Откуда будешь, братишка? Не с Одессы?
- Нет.
- Не поверишь, сколько я в Америке повстречал земляков, и хоть бы кто-нибудь был одесским! Можно подумать, что, кроме нас с Кирой, оттуда никого больше не выпустили! Да, по правде говоря, и нас-то не больно выпускали, мы с ним контрабандой сюда попали. - Он говорил по-русски не совсем гладко, с интонациями вроде техасских. - Будем знакомы. Илья.
- Орлов.
Илья вскинул брови:
- Ну, тогда я Остерман. Или Истмен, как говорили в Нью-Йорке. А хочешь, зови меня по-испански, Гильермо Ориентес. Или запросто, дон Гильермо. Ты, наверно, из военных? У них, я заметил, привычка такая, всех по фамилии называть.
Орлов и в самом деле всех своих однокашников, кадетов-юнкеров, помнил только по фамилиям и только немногих еще и по кличкам. А имена в памяти не сохранились.
- В училище я был «Орлов Черный», - сказал он. - Потому что в моей же роте числился второй Орлов, блондин. А так-то я Павел.
- Это другое дело. Что ты там за бортом держишь?
Орлов показал ему обезглавленную курицу. Остерман расхохотался:
- Узнаю милейшего Петровича! Держу пари, он и ощипывать приказал тебе? И потрошить?
- Только ощипывать.
Илья уселся прямо на палубу, в тень под навес, прикрывавший корму, и закричал:
- Эй, на камбузе!
Из окна кормовой надстройки показалась голова, обвязанная белым платком:
- Чего голосишь-то?
- Не спи, Макарушка, замерзнешь. Принеси-ка нам чего-нибудь. Ну, ты знаешь.
Кок, молодой полусонный парнишка, принес им деревянное блюдо с крупно порезанными лимонами, парой длинных стручков желтого перца и дольками порубленного ананаса. Илья вручил ему курицу и мешок для перьев.
- Тяпнешь с нами?
- Нешто я очумел, по такой-то жаре еще и зельем травиться? - покачал головой кок и удалился.
- По какой такой жаре? - удивился Илья, разливая по кружкам. - Погоды стоят изумительные. Вот дома у меня сейчас жара так жара, не то что здесь. Со знакомством, Паша.
Когда-то Орлов не выносил фамильярности. Этот Илья не имел никакого права называть его Пашей - он не был ни его родней, ни ровесником, он не был даже военным. Но годы, проведенные в Америке, отучили капитана Орлова обращать внимание на условности. Он тут со всеми был на «ты» - с сенаторами и с бандитами, с миллиардерами и с нищими. И в этом «ты» всегда содержалась порция уважения, одинаковая для всех.
Однако сейчас был немного не тот случай. Илья говорил с ним как со старым товарищем. Не фамильярно, а просто тепло. И почему-то это выглядело совершенно естественным. Хотя они встретились пару минут назад.
Орлов подумал, что сегодня, кажется, силы небесные особо чутки к малейшим его прихотям. Враги собирались его убить - но погибли сами. Ни один местный рыбак не отвез бы его - но подвернулась шхуна с земляками. И как раз тогда, когда он возмечтал о выпивке, - появился Илья. С кувшином, полным ледяного джина. «Чем же я заслужил такое благорасположение высших сил?» - подумал Орлов, закусывая лимоном.
- Говоришь, в Одессе сейчас жарче, чем здесь? - произнес он, переводя дух.
- Я не за Одессу. Дома - это в Аризоне. А ты, Паша, где обретаешься?
- Да по-разному.
Илья снова плеснул по кружкам.
- Я тоже по-разному. А точнее?
Они чокнулись, и на этот раз Орлов уже ощутил не только хвойный, но и анисовый привкус джина. «Еще глоток, и все пройдет», - подумал он. До сих пор он не замечал ни запахов, ни вкуса. Напряжение схватки неохотно отпускало его.
- Точнее? Не знаю, что и сказать.
Он стал набивать трубку.
- Курить? На бак, - сказал Илья, показав в сторону носа шхуны.
- Тогда не буду, - усмехнулся Орлов, пряча трубку. - Лень.
- Вот и ладно. Так откуда ты? - Илья подвинул к нему блюдо. - Ты перчики, перчики попробуй. А не хочешь говорить - не говори. Пытать не буду. Я и сам бы не стал о себе первому встречному в подробностях докладывать.
- Да нет, я не скрытничаю. Просто жизнь у меня такая. Кочевая. Сегодня здесь, завтра там. Семью вот оставил в Калифорнии. Сам работаю здесь, на Юкатане. Работал, - поправился он.
- Кем?
- Я нефтяной агент.
- Нефтяной агент? - Илья перестал жевать перец, недоверчиво оглядев Орлова.
- Ну, название-то солидное. А по сути я такой же старатель. Обследуем участки. Если есть признаки нефти, заключаем договор с хозяином земли. Все работы за мой счет. Получится - одна восьмая часть доходов от добычи идет хозяину участка. Не получится - в убытке только я.
