Константин Вронский - Капрал Бонапарта, или Неизвестный Фаддей
Сосед с орлиным носом был седой как лунь, да и одежка у него тоже была какая-то вся седая. Даже кожа на лице и та казалось серой. Очки же на гигантском «клюве» – дужки с позолотой.
А вот третьему с ростом совсем не повезло – подагрический гном, да и только. И ушки острые, как у чертенка с заброшенной мельницы.
– Надеюсь, ты не будешь возражать, если мы посидим рядком, чужак, – улыбнулся «орлиноносый» и пододвинул к себе пивную кружку. – Не больно-то весело сегодня вечером, – проронил он. – Вот мы и подумали, не поболтать ли нам с приятным человеком.
«Вот и неправильно подумали!» – хмыкнул про себя Фаддей. Дыши тут отвратным сивушным духом. Да еще эти двое на него так поглядывают, словно и не люди вовсе, а собаки, ждущие хозяйского приказа. Ну, и как ему от них избавляться? Подыграть? Или сразу же сказать, чтоб убирались. Если бы он только наверняка знал, что это всего-навсего пара выпивох… Ну, положим, те, что по бокам от него расселись, и в самом деле выпивохи. Но вот тот, что с орлиным носом? Он-то как раз выпивохой совсем не кажется. Скорее всего, чинуша… а то и доглядчик жандармский. О, господи, и как из всего этого выкрутиться!
– Слыхали мы, нездешний ты, – заметил орлиноносый.
И влюбленным взором, наигранно влюбленным взором уставился на пивную кружку.
– Хорошие же у вас тут уши, – хмыкнул Фаддей. И тоже уставился на пивную кружку. – Невероятно хорошие уши!
– Путешествуешь?
Никаких сомнений! Этот тип собирается допросить его! Из чистого любопытства? Уж вряд ли. Только не орлиноносый.
– Да. А вы? Местные?
Орлиноносый поджал губы и покачал головой.
– Нет, живем по соседству. Знаешь, что удивляет? Большинство чужаков, оказывающихся в здешнем трактире, очень долго путешествуют. Слишком долго, – и оскалился, словно пошутил удачно.
А потом многозначительно глянул на подагрического гнома, и тот с готовностью принялся ухмыляться. Затем перевел взгляд на злополучную пивную кружку, с видимым безразличием опустил в пивную пену указательный палец и провел им по краю кружки. Стекло омерзительно заныло.
Все-таки они взяли его! Внутренности Фаддея сжались, попробуй тут сохранять безразличие на физиогномии, когда… Господи! Точно жандармские доглядчики, и они взяли его! Уж точнехонько в ловушку попал. В десяти минутах ходу от границы! В десяти смехотворных минутах!
Прочь отсюда! Только как? Эти две морды и шевельнуться ему не дадут. Тут уж сомневаться никак не приходится. Натасканы у хозяина. Верно он не первый, кого они вот так вот вылавливают. Ничего, он, Фаддей, первым будет, кто от них улизнет! Это уж точно. Как вот только улизнуть-то? Как? Да встать и бежать! Бежать, покуда сил хватит, к границе-то!
Нет, они только того и ждут, что он побежит. Наверняка на улице кто-нибудь поджидает. Ладненько, доиграет он эту комедь до конца. Может, и вырвется дичь из силков. Убежать всегда можно.
Внезапно тип с орлиным носом вскинул голову. Маленькие глазки-щелочки кольнули взглядом лицо Фаддея.
Орел выследил свою добычу. Интересно, прямо сейчас набросится? Или еще парочку кругов в поднебесье нарежет? Пусть будет осторожен, не то мышь первой ему в горло вцепится…
– Весьма опасно путешествовать вблизи границы. Особливо в твоем юном возрасте…
– Ну, покамест я никакой опасности не почувствовал, – с улыбкой отмахнулся Фаддей. – Кроме того, никогда не знаешь, где опаснее, дома на печке или в дороге… – ох, уж он-то точно знал, где опасней!
Щеки у него уж горели от косых взглядов «сторожевых псов», сидевших наизготовку. Ясно и понятно. «Орел» был охотником, а они дичь для него вынюхивали.
Орлиноносый задумчиво держал кружку с пивом в руках. В совершеннейшей, так сказать, безмятежности.
– Где опаснее? – вновь потянул он за ниточку расставленных силков. – Ну, граница вовсе даже не опасна, если ее пересечь беззаконно не собираешься. Особливо в твои юные годы.
И глазки-щелочки прилепились взглядом к лицу Фаддея.
– Правда? Чего-то я не понимаю, что тебе надобно! – Фаддей уже и не пытался сдерживать душившую его ярость. – Хорош, прекрати фиглярствовать! Почему бы вам всем не отправиться по домам и не оставить меня в покое дожидаться великолепной картофельной похлебки?
Мерзкий карлик заливисто захихикал. А потом обернулся к Фаддею.
– Мог бы и поласковее с нами обращаться! – произнес он до того писклявым голоском, что Фаддей на мгновение даже подумал, что рядом с ним сидит ребятенок.
– Заткнись, Якоб! – рявкнул орлиноносый. – Тебя никто не спрашивал!
В мгновенье ока подагрический гном вновь затих, вот только ухмыляться издевательски так и не перестал. Господи, до чего же уродливая ухмылка! Парень ростом с козу, а думает, что сумеет свалить с ног здоровенного студиозуса. Да Фаддей ему одним ударом все зубы пересчитает! Хотя… Эвон какой великан гнома того охраняет. Хотя на вид больно глуповат. Да и ухмыляется лишь тогда, когда гном хихикать начинает. Как будто этот карла и есть «голова» великана…
А орлиноносый с самым невозмутимым видом вновь повернулся к Булгарину:
– Уйти-то мы уйдем. Но лишь тогда, когда я сочту нужным, юный друг мой! Кстати, сколько ж тебе лет-то, а?
Фаддей почувствовал, как неприятный холодок побежал по спине. Эвон, вопрос какой. Не вопрос, а стрела ядовитая. И впрямь в солдаты забреют… Бежать? Смешно и думать. По бокам «псы сторожевые» бдят. Сохраняй спокойствие! Еще ничего не потеряно…
Он молча поднес к губам пивную кружку.
– Я спросил тебя, сколько тебе лет! – рявкнул орлиноносый, изо всех сил стукнув кулаком по столу. А потом кивнул своему Голиафу.
Фаддей дернулся всем телом, когда железная длань великана сдавила его колено.
– Эй, убери свои колбасячьи лапы…
И больше уже дернуться не смог, великан продолжал невозмутимо сжимать свои клешни, по-прежнему тупо глядя в одну точку.
Господи! У него лапищи что, из железа? Ну и хватка.
Фаддей заскрежетал зубами от боли. А тут вторая лапища великана вцепилась ему в волосы. И в тот же миг Булгарин впечатался лицом в столешницу. Попробуй тут вывернись! Где ему, Давиду, супротив такого Голиафа? Это тебе не из пращи камешками постреливать!
И все же Фаддей попытался вывернуться. Кружки с пивом покатились на пол. А великан вжал его в столешницу с такой яростью, что Булгарин и тому рад был, что дышать еще может. Десять минут пешим ходом! Десять минут!
С нескрываемым наслаждением орлиноносый наклонился к нему и издевательски улыбнулся.
– Ась? И сколько ж лет-то тебе?
– Не знаю, что тебе вздумалось, старик… – закашлялся Фаддей.
– Не хочешь со мной разговаривать? – «огорчился» клювастый тип. – Ничего, заговоришь как миленький. Все говорили, и ты заговоришь.
