Гэри Дженнингс - Пророчество Апокалипсиса 2012
Но он, движимый каким-то безумием, не соглашался преклонить колени даже для поддержания жизненных сил и лишь с вызовом бросал гневные взгляды на всех и вся, включая Дымящегося Щита. На меня он взирал с особой, нескрываемой ненавистью, ну а когда увидел Цветок Пустыни, его глаза засверкали еще более ядовитой злобой.
С чего он так взъелся на молодую женщину, не сделавшую ему ничего дурного и всегда покорно ему служившую, я решительно не понимал. Но еще больше удивился, когда она положила свою лепешку, подняла с земли предназначавшуюся для него и поднесла ему.
— Мы отправляемся в дальний путь, — сказала Цветок. — Кто знает куда? Если не поешь, ты не дойдешь.
Теноч, сжав челюсти, лишь прожигал ее взглядом. Я оторвался от собственного завтрака, желая, должен признаться, не столько накормить Теноча, сколько поддержать Цветок Пустыни.
Но Дымящийся Щит оказался рядом с ней раньше меня.
— Сейчас, — произнес он, — я покажу, как сделать, чтобы он поел.
Щит зажал нос Теноча пальцами, а когда тот разинул рот, чтобы набрать воздуху, сунул туда маисовую лепешку.
— Жуй, Теноч, жуй, не то мы унизим тебя еще больше. Ешь, наслаждайся, и, кто знает, может быть, мы все проживем достаточно долго, чтобы увидеть завтра.
Я почтительно приблизился к Дымящемуся Щиту. На языке науатль я говорил с акцентом, сильно отличавшимся от его произношения, но это не мешало ему понимать мои слова.
— Кецалькоатль, Пернатый Змей, не обещал нам возможности увидеть завтра.
Дымящийся Щит улыбнулся и похлопал меня по плечу.
4
К полудню следующего дня мы вступили в край южных каньонов, туда, где причудливо переплетались промытые в скалах из красного песчаника, отполированные водой и ветром русла горных потоков, которые сейчас высушившее их палящее солнце превратило в извилистое переплетение ущелий и трещин. Единственными живыми существами в этом мертвом краю были редкие насекомые да еще более редкие гремучие змеи, а если что и отбрасывало тень, так пролетавший высоко в небе сарыч. Он кружил и кружил над нашими головами, терпеливо дожидаясь, когда кто-нибудь из нас упадет, и всякий раз, когда его черная тень скользила по мне, холод, несмотря на палящий зной, пробирал меня до костей.
Мы так долго следовали извилистыми, без конца пересекающимися каньонами, что я уже начал опасаться, не ходим ли мы кругами. Однако оказалось, что Звездочет, иссохший старый шаман, дорогу знает. Поначалу я боялся, что он не выдержит трудностей долгого пути, но он оказался хоть и древним, но жилистым и крепким. На самом деле еще неизвестно, кому из нас этот путь давался труднее, ему или мне, со всей моей молодостью и силой.
Во время атаки этот ходячий реликт держался позади и в уничтожении нашего наполовину охотничьего, наполовину грабительского отряда участия не принимал, да и позже в ту ночь держался особняком и даже ел отдельно. Однако с началом похода Дымящийся Щит держал старого шамана возле себя и постоянно обращался к нему за советами.
Время от времени он со своим советником заговаривали со мной и Цветком Пустыни.
— Скажи-ка мне, юный Койотль, — спросил как-то раз Дымящийся Щит, — если бы ты получил возможность вернуться в этот гиблый, никчемный мир в виде любого живого существа по твоему усмотрению, кем бы ты стал?
— Стервятником, — не задумываясь, ответил я, глядя на дюжину крылатых падальщиков, круживших у нас над головами в своей нескончаемой вахте смерти.
Звездочет рассмеялся.
— Что тут смешного? — осторожно осведомился я.
— Смешного тут гораздо больше, чем ты можешь себе представить. Расскажи ему, Дымящийся Щит, — предложил старик. — Ты ведь часто видишь себя в снах грифом?
— Ты хотел сказать — в моих кошмарах. Да, я вижу себя одним из них, скользящим на воздушных потоках, и боюсь, что смогу вернуться в сей мир в виде одного из этих покрытых кровавой коростой демонов, пожирающих мертвечину.
— А ведь ты явно не согласен с Дымящимся Щитом, — сказал мне Звездочет. — Скажи, почему ты находишь их привлекательными?
— Они витают в небесах, высоко, в одиночестве. У них нет врагов, и их жизнь протекает в мире и спокойствии.
— Почему ты решил, что у них нет врагов? — поинтересовалась Цветок Пустыни.
— А с чего бы кому-нибудь на них нападать? — отозвался я. — Они знай себе кружат в высоких сферах, вне пределов досягаемости, и питаются почти исключительно падалью. А с живыми существами сталкиваются редко, если вообще сталкиваются.
— В нашем мире миролюбие ни от чего тебя не ограждает, возразил Звездочет. — Взгляни на обитающих здесь тварей. Скорпионы вооружены жалами, змеи — ядовитыми зубами. А взгляни на растения, они покрыты колючками и шипами. Здесь ничто не в безопасности — пока оно живо.
— Стервятник в безопасности, — не согласился я. — Никто не захочет есть стервятника.
— Кроме других стервятников, — возразил Дымящийся Щит. — Стоит одному из них дать слабину, и на него нападут, заклюют и пожрут собственные сородичи. Видел ли ты когда-нибудь, как стая вроде той, что парит над нами, дерется из-за потрохов? Из-за вонючих кишок они готовы разорвать друг друга в клочья.
— А самцы грифов пожирают собственных птенцов, — добавил Звездочет, — если мать не может их защитить. И да, из-за вывалившихся потрохов они убьют и пожрут друг друга.
— Из всех тварей наиболее склонны к самоуничтожению мы, — произнес Дымящийся Щит. — Мы убиваем своих сородичей во множестве.
— Здесь ничто не в безопасности, — поддержал его Звездочет. — Ничто.
— Пока оно не мертво, — в который раз повторил Дымящийся Щит.
5
Позже в тот вечер Дымящийся Щит пригласил Цветок Пустыни и меня к большому костру. Его воины, сидя у огня, ели вяленое мясо и лепешки. Отблески пламени играли на окрестных скалах, отражаясь от песчаника и освещая ущелье. Людские тени, искривленные и перекрученные, плясали на стенах каньона, а тепло костра отгоняло кусачий холод ночи. В отдалении ухала сова, а где-то еще дальше рычал кугуар.
В остальном царила тишина.
— Юный Койотль, — начал Дымящийся Щит, заняв место у костра рядом со мной, — расскажи нам о своих рубцах, если можешь.
Слово «рубцах» он произнес на тольтекский лад, так что я поначалу не понял, о чем речь, и вопросительно посмотрел на него.
— Он имеет в виду твои татуировки, — пояснил Звездочет.
Я уставился в небо пустыни. Ночь стояла ясная, безоблачная, через весь небосвод тянулась плотная звездная полоса — Древо Мира, или, как иногда называл его Огненные Очи, старый шаман и мой духовный наставник, Крокодилово Древо, оно освещало расстилавшуюся внизу пустыню так же ярко, как полная луна. Из тысяч сиявших над головой звезд я сосредоточился на шести, обрамлявших центр Темного Разлома дороги преисподней. На эти шесть звезд я и указал Дымящемуся Щиту и Звездочету.
