Эрнест Капандю - Рыцарь курятника
Лакей передал приказ форейторам, и карета быстро покатилась в другом направлении.
– Но мы не туда едем! – удивленно воскликнул Креки.
– Да, но мы успеем приехать, – отвечал Ришелье. – Охота назначена на два часа, а теперь который?
Креки посмотрел на часы.
– Десять часов, – сказал он.
– Значит, у нас в запасе четыре часа!
– Что же мы будем делать все это время?
– Сначала совершим приятную прогулку, а потом превосходно позавтракаем.
– Где же мы будем завтракать?
– В прехорошеньком замке.
– Кто в нем живет?
– Царица грации, красоты и любви.
– Черт побери, любезный герцог! – вскричал Креки, играя кружевами галстука. – Я не сожалею, что встал так рано и поехал по вашему приказанию натощак.
– Я же говорил, что вы будете меня благодарить.
– Мы едем в Соази?
– Нет, поблизости от Соази, к лесу.
– В какой замок?
– Этиоль.
– К племяннице Турншера?
– Вот именно. Мы будем завтракать, если только это вам угодно, любезный маркиз, у жены Нормана д'Этиоля, нашего главного откупщика.
Креки посмотрел на Ришелье, потом весело расхохотался и пожал ему руку.
– Поздравляю, – сказал он. – Меня уверяли, что д'Этиоль очаровательна! Но зачем вы меня везете туда?
– Чтобы не быть там одному.
Креки вытаращил глаза.
– Если это загадка, то я не в силах отгадать ее, – сказал
он.
– А разгадка состоит в том, что я не могу принять ваших поздравлений.
– Отчего?..
Ришелье раскрыл чудесную табакерку – замечательное произведение искусства. Он засунул в нее свои аристократические пальцы и, медленно нюхая ароматический табак, сказал, стряхивая крошки, рассыпавшиеся по жабо:
– Вы знаете мадам Норман д'Этиоль…
– По имени – немножко, по репутации – очень много, по виду – вовсе нет.
– Ну! Мой милый, мадам Норман д'Этиоль – очаровательная двадцатичетырехлетняя женщина, обладающая грацией, красотой, остроумием и даже талантом: она играет на лютне и клавесине, поет, танцует, как балетные танцовщицы, прекрасно рисует карандашом и масляными красками и, наконец, декламирует не хуже малютки Дюмениль.
– Черт побери! Да ваша мадам д'Этиоль просто совершенство! Я влюбился в нее до безумия: прелестная, грациозная, остроумная, танцовщица, певица, драматическая актриса, музыкантша…
– Словом, приманка для короля!
Ришелье улыбнулся и лукаво посмотрел на своего спутника. Маркиз хотел что-то сказать, но форейторы громко захлопали бичами, и вихрь пыли поднялся справа.
– Держи левее, дурак, и дай проехать! – послышался громкий голос.
Бичи захлопали еще сильнее, раздались крики, и человек, уже прежде говоривший, продолжал:
– Служба короля!
Креки, наклонившись вперед, высунул голову в окно кареты. Впереди стояла наемная карета, запряженная двумя большими лошадьми и занимавшая одна почти всю дорогу; кучеру-то этой кареты форейторы маркиза де Креки приказывали посторониться и пропустить блестящий экипаж.
В ту аристократическую эпоху «проехать вперед» было делом крайней важности. Вельможи останавливали или опрокидывали кареты низших по чину, но проезжали. Если бы экипаж маркиза де Креки поскакал со своей четверкой, то наемная карета непременно опрокинулась бы в реку. Опасность была неминуема, поскольку форейторы решились проехать во что бы то ни стало.
Красавица
– Боже! Да вы нас сбросите в реку! – раздался жалобный голос.
В окне наемной кареты показалось полное, круглое, румяное лицо с тройным подбородком. Маркиз де Креки весело расхохотался.
– Аббат де Берни! – сказал он.
– Берни! – повторил Ришелье, выглядывая в свою очередь.
– Маркиз де Креки! – вскричал аббат, протянув руки. – Неужели вы захотите нас убить?
– Сохрани Бог, любезный аббат, вы очень приятный собеседник, и к тому же мадемуазель Госсен мне этого не простит. Однако, любезный аббат, мы должны проехать.
– Я ужасно боюсь этой кареты, которая скрипит, как старое железо.
– Ну, так садитесь в нашу карету, а эту потом можно будет столкнуть в реку.
– Охотно, – отвечал аббат, и лицо его прояснилось.
Обе кареты остановились. Лакей соскочил на землю, отворил дверцу наемной кареты, и аббат вышел; другой лакей опустил подножку кареты маркиза де Креки.
– Но я не один, – сказал де Берни.
– А-а! – заметил Ришелье. – С вами в карете дама?
– Нет, мужчина.
– Кто?
– Вольтер.
– Вольтер с вами?! – удивился Креки.
– Да.
– Так пусть и он сядет в нашу карету, скажите ему.
Ришелье насмешливо улыбнулся.
– Разве вы не знаете Вольтера? – спросил он.
– Знаю, – отвечал Креки.
– Тогда вы должны знать, что если вы его попросите через аббата, то он не придет.
– Почему?
– Потому что его надо пригласить иначе.
Ришелье сделал знак рукой лакею:
– Подите и скажите от нас месье де Вольтеру, что мы просим его оказать нам честь пересесть в нашу карету.
Лакей поклонился и, со шляпой в руке, подошел к дверцам наемной кареты. Через несколько минут высокий худощавый человек, одетый просто и со вкусом, медленно вышел из наемной кареты.
Его звали Аруэ де Вольтер. Ему тогда было пятьдесят лет и он находился во всем блеске не столько своей славы (слава, в полном значении этого слова, настигла его спустя много времени), сколько блистательной и шумной репутации.
– Садитесь же, любезный Аруэ, – сказал Ришелье, дружески кланяясь великому писателю.
Вольтер сел в карету, и дверца тотчас закрылась. В это время кучер наемной кареты сошел на землю и, взяв лошадей под уздцы, свел их с дороги. Блестящий экипаж быстро проехал.
– Теперь, господа, скажите нам, – начал маркиз де Креки, – куда вы желаете, чтобы мы вас отвезли?
– Мы не допустим, чтобы вы ради нас свернули с дороги, – отвечал Вольтер.
– Куда же вы ехали? – спросил Ришелье.
– В Этиоль! – отвечал аббат де Берни.
– Вы ехали в Этиоль?
– Да, – подтвердил Вольтер.
– Как кстати! И мы тоже туда едем.
– Разве вы знаете мадам д'Этиоль? – спросил Ришелье.
– Я ее знал, когда она была мадемуазель Поассон.
– Поассон! Поассон! – повторил Креки. – Какой-то Поассон в свое время чуть не был повешен за злоупотребления.
– Это ее отец, – сказал Вольтер.
– И кто-то спас его в Гамбурге, – заметил Ришелье.
– Это Турншер.
– А потом кто-то еще и выхлопотал ему прощение!
– И это Турншер!
– Тогда-то, – сказал аббат де Берни, – чтобы вознаградить его, ему доверили поставку мяса в Инвалидный дом. Кто ему покровительствовал?
– Все тот же Турншер, – сказал Вольтер.
– Турншер! Турншер! – повторил Креки, смеясь. – Стало быть, он благодетель семейства Поассон?
