Александр Дюма - Королева Марго
– Все ясно! – воскликнула Анриетта. – Твой избранник – гугенот! Тогда, чтобы успокоить твою совесть, я обещаю тебе, что в следующий раз возьму себе в любовники гугенота.
– Ага! Как видно, на этот раз ты взяла католика?
– Черт побери! – воскликнула герцогиня.
– Хорошо, хорошо! Все понятно.
– А что представляет собой наш гугенот?
– Это не избранник; этот молодой человек для меня ничто и, вероятно, никогда ничем и не станет.
– Но это не причина, чтобы не рассказать мне о нем; ведь ты же знаешь, как я любопытна! Так что же он собой представляет?
– Это несчастный молодой человек, красивый, как Нисос Бенвенуто Челлини; он спрятался у меня, спасаясь от убийц.
– Ха-ха-ха! А ты сама не поманила его пальчиком?
– Бедный юноша!.. Не смейся, Анриетта, – в эту минуту он все еще между жизнью и смертью.
– Он болен?
– Тяжело ранен.
– Но раненый гугенот в наше время – большая обуза!.. И что же ты делаешь с этим раненым гугенотом, который для тебя ничто и никогда ничем не будет?
– Я прячу его у себя в кабинете и хочу спасти.
– Он красив, он молод, он ранен; ты прячешь его у себя в кабинете, ты хочешь его спасти; что ж, в таком случае твой гугенот будет весьма неблагодарным человеком, если не проявит большой признательности!
– Он уже ее проявляет; боюсь только... что больше, чем мне хотелось бы.
– А этот несчастный молодой человек... тебя интересует?
– Только... только из сострадания.
– Ох уж это сострадание! Бедняжка королева! Эта-то добродетель и губит нас, женщин!
– Да, ты понимаешь, ведь с минуты на минуту ко мне могут войти и король, и герцог Алансонский, и моя мать, и, наконец, мой муж!
– Ты хочешь попросить меня, чтобы я приютила у себя твоего гугенотика, пока он болен, а когда он выздоровеет, вернула его тебе, не так ли?
– Насмешница! Нет, клянусь тебе, что я не захожу так далеко, – отвечала Маргарита. – Но если бы ты нашла возможность спрятать у себя несчастного юношу, если бы ты могла сохранить ему жизнь, которую я спасла, то, конечно, я была бы тебе искренне благодарна. В доме Гизов ты свободна, за тобой не подсматривают ни муж, ни деверь, а кроме того, за твоей комнатой, куда, к счастью для тебя, никто не имеет права входа, есть кабинет вроде моего. Так дай мне на время этот кабинет для моего гугенота; когда он выздоровеет, ты отворишь клетку, и птичка улетит.
– Милая королева, есть одно затруднение: клетка занята.
– Как? Значит, ты тоже спасла кого-нибудь?
– Об этом-то я и говорила твоему брату Карлу.
– А-а, понимаю; вот почему ты говорила так тихо, что я не слышала.
– Послушай, Маргарита, это изумительная история, не менее прекрасная, не менее поэтичная, чем твоя. Когда я оставила тебе шестерых телохранителей, а с шестью остальными отправилась во дворец Гизов, я видела, как поджигали и грабили один дом, отделенный от дома моего деверя только улицей Катр-Фис. Вхожу во дворец и вдруг слышу женские крики и мужскую ругань. Выбегаю на балкон, и прежде всего мне бросается в глаза шпага, своим сверканием, казалось, озарявшая всю сцену. Я залюбовалась этим неистовым клинком: люблю красивое!.. Затем, естественно, стараюсь разглядеть и руку, приводившую в движение клинок, и того, кому принадлежит сама рука. Гляжу туда, откуда доносятся крики и стук шпаг, и вижу мужчину... героя, этакого Аякса, сына Теламона[12], слышу его голос – голос Стантора[13], восторгаюсь, трепещу, вздрагиваю при каждом угрожающем ему ударе, при каждом его выпаде; четверть часа я испытывала такое волнение, какого, поверишь ли, не чувствовала никогда, – я даже не думала, что это вообще возможно. Я стояла молча, затаив дыхание, забыв себя, как вдруг мой герой исчез.
– Как же это случилось?
– Его сшиб камень, который запустила в него какая-то старуха; тогда, подобно Киру[14], я обрела голос и закричала: «Ко мне! На помощь!» Прибежали мои телохранители, подхватили его, подняли и перенесли в ту комнату, которую ты просишь для своего подопечного.
– Увы! Я понимаю тебя, Анриетта, и понимаю тем лучше, что твоя история похожа на мою, как две капли воды, – сказала Маргарита.
– С той только разницей, что я служу моему королю и моей религии и мне вовсе не нужно прятать господина Аннибала де Коконнаса.
– Его зовут Аннибал де Коконнас? – переспросила Маргарита и расхохоталась.
– Грозное имя[15], не правда ли? – сказала Анриетта. – И тот, кто носит это имя, достоин его. Какой воин, черт побери! И сколько крови пролил!.. Надень маску, милая королева, – вот и наш дом.
– Зачем же мне маска?
– Затем, что я хочу показать тебе моего героя.
– Он красив?
– Во время битвы он казался мне бесподобным. Правда, то было ночью, в зареве пожара. А утром, при дневном свете, должна признаться, он несколько проигрывает. Тем не менее думаю, что он тебе понравится.
– Итак, дом Гизов отказывает в убежище моему подопечному; очень жаль, потому что дом Гизов – последнее место, где вздумают разыскивать гугенотов.
– Вовсе не отказывает: сегодня же вечером я велю перенести его сюда; один будет лежать в правой части комнаты, а другой – в левой.
– Но если они узнают, что один из них протестант, а другой католик, они съедят друг друга!
– О, этого можно не опасаться! Коконнас получил такой удар в лицо, что почти ничего не видит, а у твоего гугенота такая рана в грудь, что он почти не может двигаться... Кроме того, прикажи ему не говорить на религиозные темы, и все пойдет как по маслу!
– Будь по-твоему!
– Решено! Теперь войдем в дом.
– Благодарю, – сказала Маргарита, пожимая руку своей приятельницы.
– Здесь опять будете вашим величеством, – предупредила герцогиня Неверская. – Позвольте мне оказать вам в доме Гизов прием, подобающий королеве Наваррской.
Выйдя из носилок, герцогиня почти стала на одно колено, чтобы помочь выйти Маргарите, потом, указав рукой на дворцовые двери, охраняемые двумя часовыми с аркебузами, последовала за королевой, которая величественно шествовала впереди герцогини, сохранявшей смиренный вид, пока они были на виду у всех. Войдя к себе в комнату, герцогиня затворила дверь и позвала свою камеристку, очень расторопную сицилианку.
– Мика, – обратилась к ней герцогиня по-итальянски, – как здоровье графа?
– Быстро идет на поправку, – отвечала камеристка.
– А что он делает?
– Думаю, что сейчас он закусывает.
– Это хорошо, – сказала Маргарита, – появление аппетита – это добрый знак.
– Ах, правда, я и забыла, что ты ученица Амбруаза Паре! Ступай, Мика.
– Ты выгоняешь ее?
