А. Мусатов - Костры на сопках
Ваня передал Сергею туго набитый узелок с пищей. Были тут сало, лепешки, куски жареной рыбы, соль, пучок зеленой черемши, берестяной туесок с лесными ягодами.
— Это мы с Егорушкой вам собрали. Вы больше ешьте — работа у вас тяжелая.
— Спасибо, ребята, не откажусь. Но только и вы со мной закусите.
И как смущенные мальчики ни отказывались, но Сергей усадил их рядом с собой,
— А когда же бой начнется? — нетерпеливо спросил Егорушка — ему очень хотелось поговорить с Сергеем, порасспросить его о многих важных вещах.
— А что, ждать невтерпеж? — усмехнулся Сергей.
— А может, они и не придут, чужие-то корабли, — с нескрываемым опасением спросил Ваня, — и боя вовсе не будет?
— А мы с Ваней ныне все утро на мысу дежурили, — сказал Егорушка, — на самой круче. Всё в океан смотрели. Мы чужие корабли обязательно первыми увидим. Правда, Ваня?
— Надо завтра на Сигнальный мыс пойти. Оттуда дальше видно.
— Смотрите не прозевайте! — улыбнулся Сергей. Долго еще он слушал болтовню мальчиков, пока те не вспомнили, что им пора возвращаться в город.
Через два дня сооружение первой батареи было закончено.
Приехал Завойко, все осмотрел, проверил, расспросил о запасах пороха, ядер.
— Ваше превосходительство, — обратился к нему Максутов, — имею просьбу. Здесь еще находятся жители, присланные для земляных работ. Просил бы кое-кого оставить в помощь… Верно, земляные работы придется производить и во время боя…
— Сколько вам нужно?
— Человек десять.
Завойко подошел к группе горожан, собиравшихся уже отправляться в город:
— Кому-нибудь надо остаться, братцы, помочь артиллеристам. Сами видите — место опасное, очень опасное… да надо… Может, кто по доброй воле согласится?
Из молчаливо стоявшей группы горожан отделилась сначала одна фигура, потом другая, третья…
— Вот и хватит, — отсчитав десять человек, сказал Завойко. — Спасибо вам, братцы!
После того как Завойко уехал, из-за кустов вышел Сергей Оболенский и присоединился к тем, кто выразил согласие добровольно остаться на первой батарее.
Глава 7
В полдень 17 августа 1854 года с маяка Сигнальной горы был передан в Петропавловский порт сигнал: «В море вижу неизвестную эскадру из семи судов».
В городе была объявлена боевая тревога. Завойко и Изыльметьев в окружении офицеров собрались на Сигнальной горе. Их взорам открылись суровая панорама Авачинской бухты, безграничная водная гладь океана и расплывчатые очертания семи неприятельских кораблей при входе в бухту. Они шли вразброд, очевидно не опасаясь нападения, и своим строем как бы бросали русским вызов.
Значит, начинается! Значит, война! Напряженное ожидание всех этих дней наконец разрешилось. И сразу стало как будто легче на душе. Теперь уже незачем было строить различные планы, догадки — все стало ясным и определенным.
Вот они идут сюда, вражеские фрегаты, чтобы водрузить на русской земле флаг английской короны, подчинить русских людей английским купцам.
С любопытством наблюдал Завойко за неприятельскими фрегатами, точно ему никогда раньше не приходилось видеть иностранные суда. Но постепенно любопытство сменилось в его душе более сильным и всепоглощающим чувством ненависти к неприятелю. Будучи по натуре человеком добрым, глубоко мирным, Завойко с удивлением заметил, что это чувство ненависти поглощает все остальные ощущения.
Англо-французская эскадра вошла в Авачинскую бухту и бросила якорь.
— Препожаловали незваные гости, охотники до чужого добра! — усмехнулся Завойко. — Знакомьте, капитан, у вас с ними старые счеты!
Капитан Изыльметьев посмотрел в подзорную трубу и без труда признал знакомые корабли. Вот справа стали на якорь английские суда — колесный пароход «Вираго», фрегат «Президент», слева французские — фрегат «Ла-Форт», корвет «Эвридика». Но были и новые корабли, как видно присоединившиеся к эскадре после выхода ее из порта Кальяо.
Одновременно Изыльметьев сообщал, сколько примерно на каждом неприятельском корабле может быть орудий и экипажа: на «Ла-Форте» — шестьдесят орудий и пятьсот матросов, на «Президенте» — пятьдесят два орудия, на «Эвридике» — тридцать два…
— Та-ак… — протянул Завойко, когда капитан «Авроры» закончил сообщение о силах противника. — Если прикинуть, то у них до трехсот орудий и около трех тысяч экипажа. А у нас всего-навсего шестьдесят старых пушек и восемьсот людей вместе с ополчением. Да, силы неравные! Ну что же, друзья мои, — он окинул своих приближенных взглядом, — по местам! И помните: мы — люди русские!
Офицеры уехали. Завойко еще некоторое время оставался на горе, а затем вместе со своим адъютантом стал спускаться в город.
На улицах было оживленно, но спокойно. Шагали к месту сбора солдаты, чиновники, спешили к своим батареям артиллеристы, задержавшиеся в городе.
Проезжая мимо кузницы, Завойко услышал звонкие удары молота. Он знал кузнеца и удивился, почему тот еще здесь, а не на сборном пункте. Завойко задержал коня, спрыгнул на землю и заглянул внутрь кузницы.
Высокий, кряжистый кузнец Сушильников и двое его сыновей, освещенные багровым пламенем горна, дружно работали у наковальни.
Несколько крестьян в латаных зипунах сидели кто на чем, покуривая трубки.
— Все работаешь, Иван Гаврилович? — спросил Завойко с некоторым удивлением, обращаясь к кузнецу. — Враг-то у ворот…
Кузнец положил горячее железо обратно в горн, поклонился начальнику края:
— Чего ж зря торопиться! Зверь сам в капкан лезет, сейчас уж не уйдет. А работать нужда заставила: мужики упросили ружьишки исправить, совсем износились.
— Верно, верно, ваше превосходительство! — заговорили крестьяне, окружая Завойко.
А один, маленький, беззубый, с живыми глазами, сказал:
— Моему ружьишку лет… лет… и памяти нет, совсем ржа поела. В тайгу с ним не шел, а теперь вытащил — авось пригодится… Вот Иван Гаврилыч и чинит.
— А мы в свой срок прибудем, можете не сумневаться, — сказал другой крестьянин. — У нас там свой человек есть. Как строиться начнут, нам скажут.
— Своя, значит, связь? — усмехнулся Завойко. — Надо, братцы, всем на месте быть. А ружья выдадим, у кого нет, казенные, да и в бою добудем.
— Раз так, можно итти, ваше превосходительство! — весело проговорил беззубый крестьянин. — За нами остановки не будет.
Все засмеялись. Завойко попрощался с ними и поехал дальше.
Возле базарной площади толпились рыбаки и охотники. Одни чистили свои ружья, другие переобувались. Среди них Завойко заметил Гордеева. Он дружески поздоровался с ним.
