Людмила Бирюк - Карнавал обреченных
— Это вы… — тихо повторил он.
Искренняя, неподдельная радость светилась на лице генерала. Он восторженно глядел на Полину, не в силах оторвать взгляда. И Полина вдруг сама невольно потянулась душой к этому суровому, почти незнакомому человеку. Голова закружилась, исчезло все: Сандра Блекки, гостиная, стол, часы и фортепиано в углу… Не было ничего, кроме мужественного и прекрасного лица генерала, его ласковых синих глаз.
Откуда-то, словно издалека, донесся голос актрисы:
— Значит, вы уже встречались?
— Совершенно случайно, — стараясь казаться спокойным, ответил генерал. — Я счастлив, что княжна помнит меня.
— Конечно, помню, ваше превосходительство! Как поживает ваша лошадка?
— Она шлет вам поклон и просит простить за неловкость.
Сероглазка по-детски рассмеялась.
— Угостите ее от меня кусочком сахара, господин генерал! Извините, я до сих пор не знаю вашего имени.
Сандра всплеснула руками.
— Позвольте, представить вам…
Но «кузен» жестом прервал ее.
— К чему церемонии! Разрешите мне, княжна, представиться самому: генерал-инспектор инженерных войск Николай Романович Павлов.
— Очень приятно, ваше превосходительство.
— Можно просто — Николай.
— Нет, я не смогу…
Сандра рассмеялась.
— Актеры всегда называют друг друга по имени.
— Но мы еще не знаем, пожелает ли господин генерал принять участие в репетиции.
— С превеликой радостью, княжна! — с улыбкой отозвался Николай. — Открою вам секрет. Я уже прочитал вашу пьесу и в полном восторге от нее.
Не теряя времени, Сандра усадила своих учеников за стол, плечо к плечу, и, найдя в пьесе нужное место, скомандовала:
— Начали!
Их руки почти соприкасались. Преодолевая смущение, «актеры» стали подавать друг другу реплики:
— Что с вами, рыцарь дорогой?
— Я сам не знаю, что со мной!
— О Боже мой, вы весь в крови!
— Должно быть, ранен от любви…
* * *Более месяца Печерский не видел Полину. Он очень жалел о своей выходке на именинах и ругал себя на чем свет стоит. Что за блажь на него нашла? Зачем он вдруг стал изъясняться в любви юной неопытной девушке, почти ребенку, да еще в присутствии зрителей?
Видит Бог, он не хотел ее обидеть, но все-таки невольно обидел. Поступил с ней, как с девочкой, которая не понимает жизни взрослых. Он вспомнил, как вспыхнули щеки Сероглазки, когда он подарил ей фарфоровую куклу: «Володя! Зачем?» Теперь он понял, что своим подарком лишний раз подчеркнул, что она еще маленькая. Ну что ж… Нужно исправлять ошибку.
Несколько раз он приходил к Репниным, чтобы встретиться с Полиной, но все безрезультатно. Старый швейцар неизменно говорил ему одно и то же:
— Ваше сиятельство! Князь еще не вернулся в Петербург, а княжны нет дома.
Печерский разочарованно уходил прочь. Нет дома! Возможно, это просто отговорка…
Но вот, наконец, настойчивость Володи была вознаграждена. Он пришел довольно поздно, под вечер, и его встретили Полина и ее верная гувернантка. Печерский сразу почувствовал некоторую скованность в поведении своей юной подруги, а мадемуазель Корваль, напротив, была весела и радушна, расспрашивала поручика о житье-бытье, поглощая при этом восточные сладости, которые он принес. Сероглазка рассеянно слушала болтовню гувернантки, едва прикасаясь к лакомству. Когда она совсем заскучала, Печерский предложил ей поиграть на фортепиано в четыре руки. Они перешли в музыкальную комнату. Гувернантка осталась в гостиной, устроившись в кресле с любимым, зачитанным до дыр романом.
Вскоре из музыкальной послышалась «Маленькая вечерняя серенада» Моцарта.
— Ты замечательно играешь, Сероглазка! — похвалил Володя. — Чувствуется школа мадемуазель Корваль.
Полина отняла от клавиатуры тонкие пальчики.
— Нет, фортепиано — не мое призвание. Я теперь беру уроки сценического мастерства у настоящей актрисы. А еще сочиняю стихи.
— Неужели? Может быть, ты мне почитаешь что-нибудь из своих сочинений?
Полина не стала заставлять себя упрашивать.
— Обещай, что не будешь смеяться!
— Клянусь!
Она встала со своего вертящегося стульчика и, придерживая подол кисейного платья (после 16-летия Сероглазка стала носить длинные платья), грациозно вышла на середину комнаты. Доверчиво глядя на друга, она продекламировала свое сочинение:
Ну что тут поделать?
Я словно во сне
Гляжу, как ты мчишься на белом коне.
Отточена сабля, и смерть лишь мираж,
И ветер на кивере треплет плюмаж.
Мой храбрый герой!
На исходе зари
Любовь свою верную мне подари,
А душу лишь Богу отдашь одному,
Жизнь — Родине милой,
Но честь — никому!
Володя чуть не задохнулся от нахлынувших чувств. Он вскочил, кинулся к Полине и заключил ее в объятия.
— Сероглазка… — шептал он, целуя ее. — Спасибо! Какой бесценный подарок! Я люблю тебя! Люблю давно и счастлив, что ты ответила мне тем же!
Но она решительно вырвалась из его объятий.
— Нет, нет, оставь меня! Эти стихи я написала вовсе не для тебя!
Словно ушат холодной воды обрушился на Володю. Он опустил руки и застыл в полном недоумении.
— А для кого же?
Она молчала, потупившись.
— Ни для кого, — тихо произнесла она после долгой паузы.
Но Володя с горечью понял, что это неправда. Он нахмурился и отвернулся. Полина робко тронула его за плечо. Она уже пожалела, что обошлась с ним так сурово.
— Послушай, Володя, несмотря ни на что, мы останемся друзьями, не правда ли?
Печерский грустно посмотрел в ее чистые глаза.
— Полина, — сказало он тихо. — Если ты считаешь меня своим другом, то признайся, кому ты написала эти стихи? Между нами не должно быть тайн.
Она невольно улыбнулась, глядя на расстроенного Володю. Таким она его еще не видела. Что случилось с ее жизнерадостным товарищем по играм? Женское чутье подсказывало ей, в чем причина его подавленного состояния. Подумать только! В первый раз в жизни ее ревновал мужчина! Значит, есть в ней что-то привлекательное. Но она тут же устыдилась своих мыслей и кинулась утешать Володю, сбивчиво объясняя, что стихи, которые она прочитала, просто домашнее задание от учительницы-актрисы.
— Что еще за актриса? — подозрительно спросил Печерский.
— Сандра Блекки!
Он чуть не поперхнулся. В офицерском кругу постоянно трепали имя Сандры, дамы полусвета, любовницы многих высших чинов. Но, чтобы не вспугнуть девочку, Володя сдержал себя, ничем не выдал своего возмущения и спокойно спросил:
