Йоханнес Йенсен - Ледник
И вот Видбьёрн с сыновьями устраивает дикую скачку по степи. Славные лошадки бегут более чем охотно, галопом скачут впереди саней, воображая сгоряча, что убегают от саней и от своей неволи. На санях же сидит Видбьёрн и хохочет – пусть себе несут кони; именно это ему и нужно. По бокам саней скачут сыновья, которые давно выучились садиться верхом на своих быстроногих скакунов и заставлять их бежать куда надо. Кони и всадники словно слились в одно целое и несутся вихрем. Эй, ну! Держись!
Но летом Видбьёрну не сдвинуться с места в санях. И он начинает ломать себе голову.
Долго думает он. Вон те валики, на которых он катит к воде свои суда… Что, если приладить к саням такой валик да заставить его все время вертеться и катиться под полозьями?.. Валик не дает покоя Видбьёрну. И вот он пробует: обматывает ремнями оба конца толстого деревянного обрубка и подвязывает его под санями; но ремни не дают валику вертеться… Но зачем ему касаться земли всей своей длиной? Взять да обтесать всю середину, оставив утолщения лишь на концах. Теперь валик удобнее подвязать, но дело все-таки не ладится, пока Видбьёрн не догадывается просверлить самые полозья и пропустить сквозь эти дыры тонкую часть валика. Вот когда сани покатились-таки по земле! Но деревянные кругляшки на концах приходится делать покрупнее, а для этого брать стволы потолще, а такие стволы нелегко обтесывать. Так почему же прямо не приладить к саням шест, а на него уже надевать круглые обрубки или чурбаны, просверлив в них дыры?
У Видбьёрна даже волосы зашевелились при этой мысли, и он таки осилил работу. После нескольких месяцев упорного труда и бесконечной рубки каменным топором, он стал наконец обладателем первой телеги.
Теперь осталось только запрячь лошадей! Видбьёрн привел пару коней, и они выкатили белки на это деревянное сооружение о двух, может статься, роковых колесах. Кони похрапывали и слегка дрожали, готовясь к галопу – хотя бы на край света в погоне за свободой!
Прекрасно! Видбьёрн ничего не имел против галопа; пусть только лошадки дадут сначала надеть на себя ременные постромки. Два-три удара этими ремнями по бокам коней сразу заставили их влезть в постромки и усилили в животных жажду свободы, а Видбьёрну только того и надо было. Еще по уздечке из оленьего рога в рот коням, чтобы им было на что выпускать пену, и – прочь с дороги, ребята!
Видбьёрн весело покатил, но не прошло и двух минут, как телега загорелась!
Да, истинная правда – как то, что солнце кружится по небу. Видбьёрн понесся вихрем, деревянные колеса стали бешено тереться о деревянную ось и задымились почти в тот же миг, как телега тронулась. Лошадям почудилась гарь степного пожара, и они пустились во весь опор. Дым повалил от обеих ступиц, потом посыпались искры, и вдруг пламя охватило оба колеса, телега стала погребальным костром для сидевшего на ней Видбьёрна. Тут все Гревлинги, которые исподтишка подглядывали за ним, уткнулись носом в землю и, подняв руки над головами, униженно залепетали мольбы Всемогущему – не губить их!
Но скоро они опомнились и едва не отшибли себе ляжки, хлопая по ним в припадке неистового хохота над финалом поездки. Видбьёрн свалился, лошади взбесились, порвали постромки и унеслись в степь, а Видбьёрн остался бороться с огнем на обломках своей сломанной телеги. Ему опалило волосы и бороду, и он получил изрядные ожоги всего тела, но ни на что не обращал внимания, даже на Гревлингов, которые подбежали и хохотали ему прямо в лицо. Он сам хохотал во все горло, выпучив глаза от испуга и восторга, махал над головой горящим обломком телеги и испускал безумно радостные вопли: Огонь!
Скорее домой, в свою мастерскую, чтобы проделать все заново! Но пока он бежал, он вдруг замолк – голова его опять заработала.
За ним грохотал дикий смех заплесневевших двуногих, которые ничего не подозревали, ничего не поняли, кроме того, что человек свалился и обжегся.
И с этих пор они все более и более открыто потешались над Видбьёрном, когда он, как шальной, носился в своей телеге. Они выстраивались перед ним и притворялись верующими, благоговейно затаив дыхание, а затем сразу же расступались, как расшалившиеся свиньи, будто бы от восторга перед выдумкой Громовержца. При быстрой езде телега Видбьёрна основательно громыхала, главным образом оттого, что колеса были не совсем круглыми. Когда при первой попытке вспыхнул огонь, Гревлинги было и впрямь поверили, что перед ними сам Громовержец, оттого и пали ниц. Вот за этот-то свой промах им и хотелось отплатить Видбьёрну. В их смехе сквозило злорадство, ненависть, на какую способно лишь воровское сердце.
Ну и расквитаются же они!
Но Видбьёрн не замечал, что затевалось против него. Он был весь поглощен своей телегой. Конечно, он немедля соорудил себе новую и, чтобы не давать колесам загореться, придумал поливать их водой; один из сыновей садился с ним в телегу с горшком воды и все время смачивал концы оси. Так Видбьёрн управлялся, пока не додумался смазывать ось и ступицы жиром и салом. Сами колеса он тоже улучшил: круглые поперечные обрубки оказались непрочными да и отрубать их от толстых древесных стволов было нечеловечески трудно; вот он взял да и положил крест-накрест два обрубка потоньше и просверлил посередине дыру для ступицы, а на концы креста натянул обод из крепкой осиновой ветки толщиной в руку и обмотал обод ремнем из свиной кожи. Поверх этой кожи он натянул второй осиновый обод, чтобы предохранить от трения первый, и вот – трудно было придумать колесо лучше этого. А чтобы оно не шаталось, он удлинил ступицу. Усовершенствовал и саму телегу, приделав к ней дышло для запряжки лошадей и вагу для прикрепления постромок.
Теперь Видбьёрн знал, что стоит ему только поехать на несмазанной телеге, как появится огонь. Таким образом, Видбьёрну, как и его праотцу Дренгу, огонь удалось добыть во время работы.
Позже Видбьёрн научился добывать себе огонь по-своему: устроил особое колесо с осью и вертел ось, колесо же оставалось неподвижным. Опыт научил также, что ось лучше делать из осины, а ступицу из вяза. Вот и в его распоряжении оказалось своего рода огниво, которое давало ему огонь, когда только требовалось.
Так как это колесо не предназначалось для езды, то Видбьёрн не стал приделывать к нему обод, а так и оставил торчать сложенные накрест спицы с загнутыми концами. И это орудие сделалось со временем таинственным знаком для всех потомков Дренга, рассеявшихся по земле; этому кругу с лучами приписывались всякие непостижимые значения; в действительности же единственным тайным смыслом этого знака было: неутомимость и огонь, а прежде и после всего – труд.
