Филип Гриффин - Королева легионов Афины
— А у меня была одна, — с трудом восстанавливая дыхание от хохота, добавила Кордула, — которая соглашалась идти в армию, только если туда возьмут ее мужа.
— А у меня, — простонала Саула, — одна требовала, чтобы мы дали ей разрешение бросить мужа, и только тогда она вступит в легион!
— Да, таких, похоже, было несколько у каждой, — голос Пинносы перекрыл общий хохот. — Боже милосердный, какие же люди разные, правда? К нам даже старушки приходили, одной было шестьдесят три! А помните девочку, которая говорила, что ей семнадцать? Да ей и двенадцати-то не было!
— А толстушки! Помните дочек мельника? — хихикнула Саула. Остальные взорвались хохотом.
Марта вытянула Саулу и Кордулу на середину комнаты, где те принялись изображать, как три толстушки бочком протискиваются в дверной проем возле дворцовых ворот и ковыляют к их столу. Потом они разыграли сценку, в которой одна из дочерей мельника привставала со скамейки, затем локтями расталкивала остальных, возвращая себе свое место и спихивая со скамьи ту из них, что сидела ближе краю.
Во время беседы несчастные девушки лишь ценой нечеловеческих усилий удерживались от смеха, зато сейчас могли дать выход веселью. Бриттола так хохотала, что свалилась на пол.
— Ой, я чуть не забыла, — очнулась Саула спустя несколько минут. — У меня была одна очень странная женщина, одержимая страстным желанием поохотиться на пасечников. Она заявила, что вступает в легион ради того, чтобы очистить родную Британию от зла в виде пасечников. — Саула скорчила рожицу и затянула на одном из диалектов: — «От них все зло, вот как. А значить, дьявольское они отродье, вот как».
— Кстати, о дьяволе, — проговорила Марта, внезапно ставшая серьезной. — Вы видели ту странную женщину, которая вышла вперед в самом конце приема? Ту, со злыми глазами?
— О да! — прошептала Бриттола со страхом, — уж зло во плоти. Я никогда ее не видела раньше, она такая?
— Ну, она назвалась Руной, и вот что она мне сказала. — Дальше Марта продолжала тонким и угрожающим голосом. — Я бы очень хотела вступить в ваш легион. Я с клинком сроднилась. Я могу доказать это, у меня есть шрамы. Есть люди, которые могли бы поручиться за мое умение владеть клинком, если бы их спросили, да вот только они не смогут… ничего уже не смогут, потому что… потому что мне пришлось с ними разобраться. А когда я разбираюсь с людьми, они…
— Похоже, что у нее была тяжелая жизнь, — Урсула поспешила прервать сценку Марты, потому что увидела, что Бриттола искренне испугалась. — У меня тоже был один запоминающийся разговор с женщиной, который меня тронул до глубины души.
— Кто же это был? — спросила Пинноса, уловив желание Урсулы сменить тему.
Смех смолк, и личико Бриттолы тут же стало выдавать усталость.
— Ей было около сорока, по-моему, — продолжила рассказ Урсула. — Она говорила, что хотела бы вступить в легион, чтобы получить шанс воссоединиться с мужем. Когда я попросила ее объяснить, что она имеет в виду, она сказала, что ее муж умер и ждет ее в раю. Он погиб во время последнего похода нашей армии на континент. Двое ее сыновей тоже участвовали в этом походе и пропали без вести. В отличие от смерти мужа, которую подтвердили центурионы, о ее сыновьях никто не мог сказать ничего конкретного. Она знала только, что они ушли из дома, да так и не вернулись обратно. Это произошло более пяти лет назад. Отца она потеряла давно, и поскольку братьев и сестер у нее не было, из всей семьи остались только она да ее мать. Потом умерла мать во время мора, который унес и наших матерей… — Тут она посмотрела на Бриттолу и Саулу. — Это было три года назад. С тех пор она жила совсем одна. Женщина сказала, что одиночество для нее невыносимо, но самой страшной мукой для нее стала никак не желающая умирать надежда на то, что ее сыновья все-таки вернутся домой. Она рассказывала, что уже дошла до предела и была готова свести счеты с жизнью, лишь бы прекратить свои страдания. Но вчера до нее дошли слухи об организации армии женщин. Эта новость вырвала ее из глубин кошмара, в который превратилась для нее жизнь, и она впервые за эти годы поняла, что может стать частью какого-то дела. Это дело способно снова наполнить ее жизнь смыслом, и ее не беспокоило, что оно может стоить самой этой жизни. Главное, она могла бы что-то сделать… что-то важное. «Если мне суждено будет погибнуть на поле битвы, — говорила она, — то это даже к лучшему. Я знаю, что так умер мой муж, и не хочу для себя лучшей доли».
— Мы ее возьмем? — тихо спросила Бриттола.
— Я думаю, что мы могли бы найти ей место в снабжении, или она может помогать как обслуга. Она слишком стара для боевых действий. Ей не хватает силы и выносливости, и она не сможет при необходимости двигаться быстро. Тело ее ослабло, как и ее дух… совсем как у вас, подруги! — В ответ на эти слова послышались усталые смешки. — Вы все выглядите так, будто сейчас свалитесь!
— Нам уже давным-давно пора спать, — сказала Пинноса, зевая и потягиваясь. — Мы должны хорошенько отдохнуть. Что-то мне подсказывает, что завтрашнее утро будет таким же сумасшедшим, как и это.
Она выпроводила девушек за дверь, и, пожелав друг другу спокойной ночи, они разошлись по своим комнатам. Перед уходом Пинноса остановилась и обернулась к Урсуле.
— Я спущусь во двор перед рассветом. Ты сможешь подняться и присоединиться ко мне?
— Присоединиться? — шутливо переспросила Урсула. — Смотри, как бы мне не пришлось тебя будить!
Пинноса рассмеялась и тоже отправилась в свою комнату. Когда шаги подруги стихли в гулкой тишине коридора, на лице Урсулы уже не было улыбки. Не милые черты исказились в горестной гримасе, которая заставила ее выглядеть куда старше своих лет. Она встала и в задумчивости прошлась по комнате. Подойдя к столу, она взяла в руки лампу, поднесла ее к лицу и стала вглядываться в зеркало из полированной бронзы, висевшее на стене. Она держала лампу так близко, что могла слышать треск и шипение фитиля и чувствовала щекой ее тепло.
— Я жду тебя, Констант. Я жду тебя любовь моя, где бы ты ни был. — Она смотрела на пляшущий язычок пламени и представляла себе знакомый силуэт возлюбленного. — Только где ты сейчас? Чем ты занят? Какие опасности тебя подстерегают и еще будут подстерегать? — Она закрыла глаза. — Думаешь ли ты обо мне? Я здесь. Я здесь. Ты меня слышишь? — Так и стояла она, зажмурившись и всем своим существом стараясь уловить малейший отклик на свой призыв. Но ее окружало лишь темное и холодное безмолвие, скрашенное только слабым теплом лампы. — Господи, умоляю Тебя, не дай ему погибнуть. Прошу Тебя, не дай мне такой жизни, какая была у той женщины. Некогда такой полной, а теперь… такой пустой и одинокой… Прошу милости Твоей, Господь, сохрани ему жизнь и воссоедини нас снова. Прошу Тебя, Господи… верни его домой!
