Михаил Попов - Барбаросса
Когда такой мужчина оказывается на коленях, грех не выяснить (даже будучи добродетелью во плоти), о чем именно он молит. Ведь выслушивание просьбы не означает согласия ее выполнить.
Тем более что старуха Ливия все еще валяется без чувств.
– Кто вы такой, сеньор, и что вам от меня нужно?
Лейтенант приободрился. Если женщина между криком и беседою выбирает беседу, первый бастион можно считать взятым.
– Я несчастнейший из несчастнейших, я тот, кто хочет умереть, а ему навязывают жизнь.
Впоследствии будет сказано, что женщина любит ушами. И более всего на нее действуют фразы, лишенные на самом деле всяческого смысла.
Миранда, дочь победителя сарацин, была девушкой отнюдь не глупой, умела писать на трех языках, знала толк в поэзии своего времени, королевский астроном преподавал ей карту звездного неба, а сам кардинал Хименес провел с нею несколько бесед на богословские темы. Женский ум, получивший к семнадцати годам такую бездну научных сведений, не мог не считать себя независимым. Миранда была не слишком хороша собой и слишком уверена в себе. Она считала, что прекрасно разбирается в людях,– такого человека очень просто обмануть.
– Вы говорите, что разлучены с предметом ваших страстных желаний?
Лейтенант, собиравшийся встать с колен, вновь застыл. В голове его была только одна мысль – как бы не сказать чего лишнего.
– О, как сразу вы меня поняли!
– Встаньте и расскажите мне, в чем ваше горе. Я не обещаю вам помочь, но обещаю выслушать.
– И это уже слишком много. Слишком!
– Заклинаю вас всем святым, встаньте!
Миранда заволновалась. Перед нею истекал чувством (не важно каким) молодой, красивый мужчина. При этом в любой момент могла очнуться эта дура
Ливия, в любой момент мог появиться кто-нибудь из слуг. Ситуация была восхитительно рискованной.
Мартин де Варгас с колен не поднялся, он просто посмотрел пронзительным взором снизу вверх, и взор этот немного ослепил девушку. Даже сквозь ткань мантильи.
– Кто вы?
– Меня зовут Мартин де Варгас.
Имя это было Миранде отдаленно знакомо, за отцовским столом оно упоминалось несколько раз. Упоминалось в каком-то сомнительном контексте. В чем сомнительность? Ах да, дуэль. Этот офицер несколько раз дрался на дуэли и, судя по его внешнему виду, остался цел. Из-за чего были эти дуэли? Как будто неизвестно, из-за чего они бывают,– из-за женщин.
Миранда решила быть особенно осторожной:
– А он, предмет ваших вожделений, он прекрасен? Что он из себя представляет?
Мартин де Варгас зажмурился, как бы боясь сказать взглядом больше, чем нужно.
– Да, она прекрасна. Она для меня все: и победа, и поражение, и жизнь, и смерть.
– Но почему вы здесь?
– Вы еще не догадались?
– Клянусь святыми дарами, нет.
Мартин де Варгас встал, Миранда почувствовала, что ее охватывает озноб.
– Потому что только вы можете мне помочь. Моя жизнь, мое счастье находятся в ваших руках.
У Миранды перехватило горло:
– Но чем же я…
– В тот самый миг, когда я увидел вас, то понял – вот она, вот она, моя спасительница!
– Не подходите ко мне!
– Вы видите, я стою на месте, это вы удаляетесь от меня. Вы меня боитесь?
– Чего же мне вас бояться!
– Заклинаю, не бойтесь, вам нечего меня бояться. Ангелам вообще нечего бояться. А вы ангел.
Дуэнья зашевелилась в кустах. Мартин де Варгас перешел на шепот:
– В тот самый миг, когда я вас увидел, я понял – надежда на спасение есть. Я погиб не безнадежно! Вы понимаете меня?
– Нет.
– Но я вижу, что понимаете! От вас, от вашего слова зависит судьба моя. Скажите это слово, скажите!
– Какое слово?
На мгновение Мартин де Варгас растерялся сам. Какое, действительно, слово?!
Дуэнья застонала и что-то забормотала как бы спросонок.
– Вы говорите, какое слово?
– Да,– прошептала девушка, чувствуя, что от непонимания у нее уже мутится сознание.
– Не важно какое. Вы сами найдете все нужные слова. Но сделайте так, чтобы ваш отец согласился встретиться со мной.
– Мой отец?!
– Да, да и да!
– Зачем?!
– Неужели вы еще не понимаете зачем?
Ответила ему уже не сеньорита, а ее дуэнья. Ответила истошным, невероятным визгом.
– Умоляю вас, умоляю!
Мартин де Варгас шептал, но произносимые им слова легко доходили до слуха девушки, несмотря на шум, производимый бдительной старухой.
Послышались приближающиеся шаги.
Лейтенант еще раз прошептал:
– Умоляю.
И ринулся к стене, с которой спрыгнул несколько минут назад.
Слуги, вбежавшие в сад с обнаженными шпагами, увидели лишь его сапоги, исчезающие за стеной. Дочь хозяина лежала без чувств, а рядом стояла и причитала нестерпимым фальцетом дуэнья.
Мартин де Варгас быстро шел, завернувшись в плащ, в сторону храма Святого Духа. Он был в прекрасном настроении. Этим же вечером состоится его беседа с генералом де Наварро, в этом нет никаких сомнений.
Остаток утра и время до сиесты лейтенант провел в большом трактире на углу улиц Сан-Фелипе и Лас-Пальмос. Он выпил несколько бутылок легкого вина в преддверии трудного разговора с генералом, но голова его осталась такой же светлой, как в тот момент, когда он покидал родной Вуэлло. Он пил и думал, оттачивал аргументы, при помощи которых можно будет скорее убедить Педро де Наварро, человека уже пожилого и, значит, сторонника старых представлений, заложника собственного героического прошлого.
Несколько раз к нему подсаживались размалеванные красотки и пытались завести беседу. Очень скоро им приходилось ретироваться, ибо рослый красавец за угловым столом казался невменяемым.
– Или он кого-то ждет, или его ищут.
Так выразилась жена хозяина заведения, присмотревшись к парню. Интересно, что она оказалась права в обоих смыслах.
Миранда выполнила обещание, которого не давала. Она поговорила с отцом, сказала «слово». При упоминании имени Мартина де Варгаса старика слегка перекосило, и он побледнел ничуть не меньше другого генерала, пользовавшегося алжирским «гостеприимством» в течение последних четырех месяцев.
– Мартин де Варгас?
– Да, отец, Мартин де Варгас,– прошептала Миранда, все еще находившаяся под впечатлением неожиданного и необыкновенного свидания в собственном саду.
– Что ему нужно?!
– Он хочет…
– Нет, погоди! Скажи мне сначала, где ты с ним увиделась?
– В жасминовом садике,– просто ответила дочь, не видя в своем ответе ничего особенного.
– В нашем?
– Да, в нашем.
От шума резко прилившей крови у полководца начали путаться мысли. Чтобы не случилось удара, обещанного ему всеми врачами, пользовавшими его в последнее время, он попытался успокоиться: смочил полотенце в фарфоровом широкогорлом кувшине и засунул холодный комок в вырез потной фламандской рубашки, поближе к сердцу. Несколько раз продолжительно вздохнул.
