Джеймс Клавелл - Гайдзин
Часовой взволнованно пробормотал:
— Прошу простить, Андзё-сама…
Гнев Андзё мигом улетучился, когда он увидел юношу, который оттолкнул часового с дороги и быстро вошёл в комнату. Следом за ним вошла девушка едва пяти футов роста. И он, и она были в богатых одеяниях, на лицах читалось оживление. Четыре вооруженных самурая сопровождали их, отстав на несколько шагов. Позади самураев шествовали наставница и придворная дама из числа приближенных. Андзё и Ёси тут же опустились на колени и низко поклонились, коснувшись лбом татами. Пришедшие поклонились в ответ. Кроме юноши, сёгуна Нобусады. И девушки, принцессы императорского двора Иядзу, его супруги. Им обоим было по шестнадцать лет.
— Это землетрясение, оно уронило мою любимую вазу, — возбужденно заговорил юноша, нарочито не замечая Ёси. — Мою любимую вазу! — Он махнул рукой, чтобы закрыли дверь. Его телохранители остались, как и женщины из окружения его жены. — Я хотел сообщить вам, что мне пришла в голову замечательная мысль.
— Примите мои сожаления по поводу вазы, господин. — Голос Андзё звучал мягко. — Вам пришла в голову мысль?
— Мы… я решил, что мы, моя жена и я, мы… я решил, что мы поедем в Киото, дабы увидеть императора и спросить его совета, что нам делать с гайдзинами и как вышвырнуть их из страны! — Юноша с радостной улыбкой посмотрел на свою жену, и она кивнула ему в счастливом согласии. — Мы отправляемся в следующем месяце — государственный визит!
Андзё и Ёси почувствовали, как в мозгу у них полыхнула молния, обоим захотелось прыгнуть вперед и придушить этого мальчишку за его скудоумие. Но оба сдержали этот порыв, привыкшие уже к его высокомерной тупости и вспышкам раздражительности. И оба в тысячный раз прокляли тот день, когда был задуман и осуществлен брак этих детей.
— Это очень интересная мысль, господин, — осторожно заговорил Андзё, незаметно наблюдая за девушкой и отмечая про себя, что сейчас все её внимание сосредоточилось на нем и что хотя губы её улыбались, глаза, как обычно, оставались серьезными. — Я передам это предложение Совету старейшин, и мы посвятим ему все наше время.
— Хорошо, — с важностью ответил Нобусада, худой, низкорослый молодой человек, который всегда носил гэта, сандалии на толстой подошве, чтобы казаться выше своих пяти с половиной футов. Его зубы были выкрашены в черный цвет, как то предписывала придворная мода Киото, хотя в сёгунате и не было такого обычая. — Три или четыре недели должны быть достаточным сроком, чтобы все приготовить. — Он с хитрым видом улыбнулся своей жене. — Я ничего не забыл, Иядзу-тян?
— Нет, господин, — ответила она с милой улыбкой, — как вы можете забыть что-нибудь? — Её тонкое изящное лицо было раскрашено в классическом стиле императорского двора: собственные брови тщательно выщипаны, вместо них по беленой коже нарисованы высокие черные дуги, зубы вычернены, густые волосы цвета воронова крыла убраны в высокую прическу и закреплены большими декоративными заколками. Пурпурное кимоно с богатым узором из осенних листьев, оби, широкий, тонко расшитый пояс, отливающий золотом. Принцесса императорского двора Иядзу, сводная сестра Сына Неба, ставшая супругой Нобусады шесть месяцев тому назад, чьей руки для него попросили, когда ей было двенадцать, с кем её помолвили в четырнадцать и чьей женой она стала в шестнадцать. — Конечно, ваше решение — это решение, а не предложение.
— Разумеется, высокочтимая принцесса, — быстро сказал Ёси. — Но прошу простить меня, господин, такие важные приготовления не могут быть закончены за четыре недели, это невозможно. Осмелюсь посоветовать вам учесть, что скрытый смысл такого визита может быть неправильно истолкован.
Улыбка исчезла с лица Нобусады.
— Скрытый смысл? Советовать? Какой скрытый смысл? Неправильно истолкован кем? Вами? — грубо произнес он.
— Нет, господин, не мной. Я лишь хотел указать, что ещё ни разу сёгун не отправлялся в Киото, чтобы обратиться к императору за советом, и что подобное событие может стать гибельным для вашего правления.
— Почему? — сердито спросил Нобусада. — Я не понимаю.
— Потому что, как вы помните, высший долг сёгуна, который он передает по наследству, состоит в том, чтобы принимать решения за императора, вместе с Советом старейшин и сёгунатом. — Ёси старался, чтобы его голос звучал мягко. — Это позволяет Сыну Неба проводить все своё время молясь богам за всех нас. И сёгунату надлежит следить за тем, чтобы мирская суета не нарушала его ва.
— То, что говорит Торанага Ёси-сама, справедливо, муж мой, — раздался сладкий голосок принцессы Иядзу. — К сожалению, гайдзины уже нарушили его ва, как всем нам известно, поэтому испросить совета у моего брата, Подпирающего Главою Небо, несомненно, было бы проявлением одновременно вежливости и сыновней почтительности и не нарушило бы ничьих исторических прав.
— Да. — Юноша выкатил грудь. — Да будет так!
— Совет немедленно рассмотрит ваши пожелания, — сказал Ёси.
Лицо Нобусады исказила уродливая гримаса.
— Пожелания? — вскричал он. — Это мое решение! Можете сообщить им о нем, если желаете, но я его принял! Сёгун — я, а не вы! Я! Я принял решение! Я был избран, а вас они отвергли — все верные долгу даймё отвергли вас. Сёгун — я, родич!
Все пришли в ужас от такой несдержанности. Кроме девушки. Она улыбнулась про себя и подумала, не поднимая глаз: «Наконец-то моя месть начинает осуществляться».
— Это так, господин, — говорил между тем Ёси. Голос его звучал ровно, хотя кровь отхлынула от лица. — Но я являюсь опекуном и должен подать вам совет пересмотреть…
— Мне не нужны ваши советы! Никто меня не спрашивал, нужен ли мне опекун. Я не нуждаюсь в опекуне, родич, особенно в таком, как вы.
Ёси смотрел на юношу, который весь дрожал от гнева. «Когда-то я был совсем как ты, — холодно подумал он, — безвольной куклой, которой можно было приказать одно, потом другое, которую можно было услать прочь от собственной семьи, чтобы его усыновила другая, женить, изгнать, едва не погубить шесть раз и все потому, что боги позволили мне родиться сыном моего отца, так же, как и ты, жалкий глупец, родился сыном своего. Между нами много общего, но я никогда не был глупцом, всегда был воином, всегда знал, что меня используют, и теперь между нами огромная разница. Я перестал быть куклой. Сандзиро из земли Сацума ещё не знает об этом, но он своими стараниями сделал меня кукольником».
— Покуда я опекун, я буду охранять и защищать вас, господин, — сказал он. Его глаза скользнули по девушке, такой крошечной и хрупкой, внешне. — И вашу семью.