Сарыкамыш. Пуля для императора - Тимошев Рафаэль

Уже в "конторе" весь этот калейдоскоп фактов сложился в единственную версию, предложенную в то утро ротмистром Листком. С нею — с некоторыми сомнениями и оговорками — согласились и Авилов, и Драч. Она сводилась к следующему.

По мнению ротмистра, после гибели Волчанова и Дидлова, особенно после расспросов контрразведчиков о сестре милосердия, перед "агентом с "Анной"" должна была встать дилемма: либо скорректировать план устранения Государя, в котором главная роль отводилась погибшему санитару госпиталя, либо бежать. Последнее, по всей видимости, оказалось для него предпочтительней. Но если Берт была как-то включена в шпионскую операцию, о чем, кстати, свидетельствовала ее предполагаемая причастность к убийству Волчанова, то он в любом случае должен был позаботиться, чтобы исчезла и она: попадись сестра милосердия контрразведке — был бы разоблачен и он!

— Значит, следует ожидать еще один труп — если она уже не входила в его дальнейшие планы, либо у нас под носом произошел двойной побег, если она ему нужна для чего-то еще. Последнее наиболее вероятно, — заключил Листок, внимательно вглядываясь в лица сидящих перед ним Авилова, Драча и Рослякова. — А теперь о том, что, возможно, произошло… Судя по дерзости, с какой были совершены последние убийства, с побегом агент явно торопился. Трудно сказать, предупредил ли он Берт о встрече, только поджидал ее у госпиталя — скрытно, в темноте, возможно, планируя увести ее сразу после дежурства. Однако плану помешал доктор Поплавский, возымевший желание проводить коллегу до квартиры. Его короткий разговор доктора с Яшкой, "человеком ротмистра Листка", — в том виде, как поведал нам Росляков, а затем появление у двуколки "Петровича" раскрыли ему все: за Берт следят, и если послан целый экипаж, то предполагается поимка его самого. Все! Пути отрезаны! Надо действовать! Решение приходит само собой: устранить тех, кто мешает встретиться с Берт — следовавшего по ее пятам филера и навязчивого провожатого, неразумно зашедшего даже во двор ее половины дома. Избавившись от них, он сажает сообщницу в поджидавшую повозку подкупленного извозчика, задворками выезжает на дамбу, где избавляется от Петросяна, как от нежелательного теперь свидетеля, и стремглав мчит к границе!

Когда Листок замолчал, наступила тишина. Авилов заходил в задумчивости по кабинету. Драч, достав платок, стал промокать им вдруг вспотевшую лысину, и только Росляков, не моргая, смотрел на ротмистра сквозь круглые окуляры очков.

— Значит, необходимо их немедленно задержать… — тихо произнес он.

Авилов остановился, посмотрел на прапорщика и неожиданно прошел к аппарату.

— Соедините с "Изумрудом пятьдесят"! — быстро проговорил он в трубку. — Что? Хорошо. Как выйдет на связь, перезвоните сюда, на "тридцать два"…

Штабс-капитан положил трубку.

— Предупредим пограничников… — произнес он. — Не помешает, если мы даже ошибаемся. К сожалению, мы не знаем наверняка, были ли на двуколке пристреленного извозчика наши беглецы. Быть может, они вовсе не выезжали из Сарыкамыша…

— Это можно проверить, — негромко возразил Листок.

Все посмотрели на ротмистра.

— Достаточно установить, кто из офицеров гарнизона исчез. Обзвонить штаб, ополчение, пограничников… К тому же у нас есть вот это…

Листок указал глазами на лежащий на столе нож.

— Этим зарезали двух человек… Возможно, кто-то узнает его.

И тут произошло нечто безобразное: дверь в комнату с шумом растворилась, и на пороге, с перекошенным лицом, предстал голый по пояс Оржанский. Он все еще был пьян. Все обомлели. Сотник мотнул со стороны в сторону головой и вдруг взревел:

— Наталью зарезали? Кто!!

Взгляд его внезапно упал на стол. Шатаясь, он прошлепал босыми ногами меж изумленных офицеров, схватил нож и вдруг, Воткнув его в стол, возопил в потолок:

— Я убью тебя, Сивцов!

Одним рывком он выдернул нож, резко повернувшись, саданул воздух клинком и ринулся было к выходу, но тут на его руке повис Драч:

— С ума сошел сотник! Брось нож! Пуля в плечо попала да в башке застряла, что ли?

К Оржанскому подскочили Авилов и Листок.

— Он пьян в доску! Заберите у него нож, пока держим! — прокричал Листок штабс-ротмистру.

Драч вывернул руку сотнику, и нож упал на пол.

— Алешка! Открывай его комнату, надо запереть! Останешься с ним!

— Дураки! — заорал Оржанский. — Это адъютант! Сивцов! Нож его, он сам хвастал им за картами — с Волчановым играли! Зарезал Наташку, сволочь!!

С трудом упирающегося и орущего сотника втолкнули в дверь его рабочей комнаты, и Росляков заперся с ним изнутри. Оттуда стала доноситься площадная брань и уговоры прапорщика.

Уже вернувшись в кабинет Листка, штабс-ротмистр, поправляя гимнастерку, выругался:

— Черт знает что, господин ротмистр! Что это было?

Авилов плюхнулся на табурет и сердито глянул на Листка:

— Завтра же чтобы в контрразведке его не было, Алексей Николаевич!

Листок, наклонившись, поднял с пола нож.

— Завтра-то его не будет, только о чем это сотник орал? Это что же — нож Сивцова?

Все трое переглянулись.

В это время на столе застрекотал аппарат. Авилов, встрепенувшись, поднялся и прошел к столу.

— Да, слушаю!.. А, Иван Петрович? Штабс-капитан Авилов, начальник контрразведывательного отделения штаба армии! У нас к вам просьба… Да, срочно! Есть подозрение, что сегодня утром в сторону Меджингерта проследовала двуколка с двумя подозреваемыми в тройном убийстве — мужчина и женщина. Да… Понимаю, что время упущено… Так… Быть может, ваши люди видели кого или, может, задержали… Да, благодарю! Звоните сюда, на "тридцать два"… Еще раз спасибо!

Авилов положил трубку на аппарат:

— По дороге на Меджингерт замечены курдские и турецкие разъезды. Туда посланы пограничные наряды. Возможно, что и прояснится…

Ротмистр Листок отреагировал на это известие более чем странно — вдруг со всего маха хлопнул себя по лбу:

— Господа! Какая же я балда! Конечно же, Сивцов! "Святая Анна", кольцо, теперь кинжал и это…

Листок быстро провел правой рукой от погона до груди.

— Чего — "это"? — не понял Драч.

— Ну это! — Ротмистр вновь чиркнул пальцем от плеча до середины груди. — Ну же! Росляков же показал, что умирающий Поплавский на вопрос, кто его убил, лишь провел рукой от плеча до груди!

— Что за шарады, Алексей Николаевич? — нетерпеливо воскликнул Авилов. — Что вы хотите этим сказать?

— Да этим жестом Поплавский показал на аксельбант! Аксельбант адъютанта Сивцова!

— Черт бы вас побрал, Алексей Николаевич! Дался вам этот Сивцов… Жест Поплавского мог означать что угодно, хотя бы простую агонию!

— Говорю вам — это Сивцов! — упрямо повторил Листок.

— Прекратите нести чепуху! — возмутился в ответ Авилов.

— Хватит, господа! — прикрикнул на обоих Драч. — Есть простой способ разрешить ваш спор. Если сбежавшим шпионом является адъютант Сивцов, то его не должно быть в штабе! Просто позвоните, и все встанет на свои места. Как будто вам необходимо к Воробанову. Все одно ведь генералу придется докладывать!

Авилов и Листок быстро переглянулись; рука штабс-капитана вновь потянулась к аппарату…

В "конторе" воцарилась тишина, в которой вызов Авилова прозвучал особенно громко:

— Мне "двенадцатого"!

Листок и Драч напрягли слух, пытаясь уловить хоть что-то, из чего можно было бы понять, кто говорит… И штабс-капитану ответили. Контрразведчик даже побледнел, когда в трубке проговорили:

— Приемная Его Превосходительства генерала Воробанова!

Это был голос штабс-капитана Сивцова!

Авилов отчего-то не ответил сразу. Адъютанту пришлось повторить:

— Я слушаю вас — приемная Воробанова.

Голос Виктора Николаевича казался растерянным, когда он спросил:

— Штабс-капитан… Сивцов?

— Штабс-капитан Сивцов, — подтвердили в трубке. — Адъютант Его Превосходительства… С кем имею честь говорить?