Юрий Галинский - За землю отчую.
Весь во власти пережитого, Сенька крался по лесу, осторожничая, за каждым деревом ему чудился ордынец. Но постепенно он успокаивался. Места были знакомые — вот старый дуб с двумя глубокими дуплами, дальше — обугленная молнией сосна... Тихо шелестел лес, перекликались птицы, с ветки на ветку прыгали длиннохвостые белки. Выйдя к ручейку, отрок напился, смыл кровь с порезов и углубился в чащу.
По мере того, как Сенька удалялся от деревни, шаги его замедлялись. Радость, овладевшая им на первых порах, когда он наконец уверовал в спасение, притуплялась, сердце заполняли щемящая тоска и жалость к близким. Куда он идет? Бросил на произвол сестренку Настю, Ивасика. Пропадут же они там!.. Сенька остановился, заплакал. Может, пойти обрат? Что, ежели ордынцы обожрутся — бабы добрые щи вчерась наварили, кашу с тыквой... Нажрутся да лягут спать. Тогда можно втихую развязать мужиков да вырезать поганых! А он, дурень, убег... И Сенька повернул назад.
Неподалеку треснула сухая ветка, послышались людские голоса. Отрок метнулся к дереву, спрятался за широким стволом. Пуститься наутек он побоялся — лес в этом месте был редкий и далеко проглядывался. Саженях в тридцати от дуба, за которым стоял Сенька, мелькали фигуры людей. Они шли стороной, и парнишка мог разглядеть каждого. На душе у него отлегло — незнакомцы, хоть и пестро одеты были, но все в русском; за плечами — луки, в руках — топоры и дубины, кое-кто с мечами, один даже с копьем.
Сенька настороженно следил за ними. Но страха у него не было — его заслонила мучительная тревога за попавших в беду родных. С надеждой вглядывался в лица незнакомцев, губы его беззвучно шептали:
Может, они спасут — чай, ведь русские?!
Отрок вышел из-за дерева, сначала робко, затем все смелее двинулся наперерез лесной ватаге.
Кое-кто из ватажников схватился за оружие, но остальные только перекрестились — уж очень неожиданно, словно из земли вырос перед ними парнишка в разодранной белой рубахе.
Ты откель взялся в сей глухомани? -г- подозрительно уставился на него Гордей.
Тутошний я, дяденька! С деревни, что поблизу стоит,— испуганно поглядывая на грозного лесовика, отвечал Сенька и вдруг зарыдал.
Ты чего, молодец? — участливо спросил Гордей.— Не бойся, мы ничего лихого тебе не сделаем.
Дяденьки, спасите наших! Пропадут они теперь! — Парнишка бросился на колени.
Ватажники, ничего не поняв, недоуменно переглянулись.
Погоди, не голоси! — Атаман, взяв Сеньку за плечи, поднял его с земли.— Сказывай толком.
.— Деревня наша недалече отсюда,— всхлипывая, заговорил Сенька.— Живем мы там, дяденька, с Гонами вместе. С год уже, как осели...
Ну! — нетерпеливо воскликнул Гордей.— Дальше-то что?
А сей день лихо учинилось великое, ордынцев привела на нас сила нечистая. Похватали они всех Гонов и Настю, сестренку мою! — скороговоркой выпалил отрок и, шмыгая веснушчатым носом, робко обвел взглядом хмурые лица лесовиков.
Вишь, как обо! — угрюмо буркнул Федор.
Кошки нет — мышам раздолье,— с необычной для него серьезностью заметил Митрошка.
А много ль ордынцев? — спросил Клепа; он с трудом сдерживал волнение, лицо побагровело, печальные глаза застыли в настороженном ожидании.
Страсть! — выкрикнул Сенька, но, увидев, что ватажники и вовсе насупились, тут же спохватился: — Не дюже много их, дяденьки! Душ двадцать, не боле!
Пуганая ворона и куста боится,— пришел на помощь ему Клепа.
Атаман удивленно покосился на рыжего лесовика, переспросил:
Так сколько ж их?
Вот те крест! — взволнованно воскликнул Сенька.— И двух дюжин не будет! — Он с мольбой переводил взгляд с одного лесовика на другого.
Надо идти! — посмотрев на атамана, сказал Федор.— Негоже дать пропасть людям, что в беду такую попали. Ежели изгоном нападем, управимся, Гордей.
Сие, конечно, верно...— неуверенно протянул тот.— Только от маловато нас, дабы с двумя дюжинами конных татар сладить.
Все одно идти надо! — упрямо повторил порубежник.
Куда идти—поздно уже?! — сердито буркнул Рудак.— Там никого и не осталось, должно. Ордынцы, они на руку скорые — кого не убили, поугоняли.
Может, и не поздно, да не с пути! — с ходу поддержал его молодой чернец в линялой скуфейке, который пристал к ватаге еще в Серпухове.
Ежели по совести сказать, братцы, и у меня не лежит душа к сему,— недовольно заметил долговязый лесовик.— Как бы оно не обернулось, как давеча, когда хотели тарусскому князю помочь, а сами едва ноги унесли.
А я б пошел! — блеснув задорными глазами, выкрикнул Ивашко-кашевар.— Вишь, как поганые измываются, нигде от них спасу нет!
Будто и впрямь всю Русь сызнова повоевали! — под-« хватил кто-то.— Запамятовали, как в Куликовскую сечу бегли от нас.
Но Гордей молчал, он все еще колебался... После того, как лесовики вместе с молодыми крестьянами и чернеца* ми покинули подворье Владычного монастыря, они направились в Тарусу. Но в городе, куда под вечер следующего: дня добрались ополченцы, русских ратников уже не оказалось — князь Константин еще накануне переправился со: своими полками через Оку.
Ранним утром отряд Гордея и Федора был уже на правой стороне реки. Увы, помощь лесных и монастырских людей запоздала. За Окой в одиночку и группками стали попадаться им конные и пешие беглецы. От них и узнали ордынцы разгромили тарусскую рать. Пока судили да рядили, как быть дальше, татары обнаружили отряд. В ожесточенной схватке с вражеским чамбулом большинство плохо вооруженных крестьян и монахов погибли, остальные разбежались кто куда. Отбиться от татар удалось лишь Гордею, Федору да полутора десятку искусных в ратном умельстве лесовиков. Оторвавшись от преследователей, они укрылись в лесной глухомани, где и повстречали Сеньку...
Лесовики заспорили, что делать дальше, а время шло. Вдруг Клепа, который по-прежнему не спускал глаз . с Сеньки, решительно направился к нему.
Слышь, малый! — положил он на плечо отрока тяжелую руку.— Почудилось мне или и впрямь ты назвал Гонов?
Назвал, дяденька,— с готовностью кивнул тот.
Ты сам-то кем им приходишься?
Сестренка моя, Настя, за Фролом Гоновым.
Вона что!., Так ведь Гоны под Тарусой жили? Иль, может, не те?
Мы и жили. Только раньше, а нынче тут, с Ивана постного уже. Ушли от лиходея-боярина Курного. А ты откель про нас ведаешь? — Сенька впился взволнованным взглядом в глаза рыжего лесовика.
Погоди, погоди, малый,— побледнев, молвил Клепа.— Сказывай: Антипко, мужик Степаниды Гоновой, тоже тут с вами?
Ага! — радостно воскликнул отрок,— В осень на него волки напали...— увлекшись, стал рассказывать он.— Мужики его отбили тогда. Костер не доглядел, вот волки в ночи и полезли. Изб еще не срубили тогда, в шалашах жили. А волки-то лезут, лезут!..— И вдруг осекся. Выпрямился, тяжело вздохнул.
