Георг Борн - Грешница и кающаяся. Часть II
Уже десять месяцев томилась она в этой ужасной келье, куда заключил ее Жозе, и время это казалось ей вечностью. Тяжесть заточения усугублялась тем, что Жозе по распоряжению барона Шлеве применял к ней различные тайные средства, призванные разрушить ее здоровье.
При звуке отворявшейся двери Маргарита подняла голову. Ей почудилось, что в келью вошел Жозе, и дрожь отвращения пробежала по ее телу. Чуть слышно она промолвила:
— Вы опять пришли меня мучить? Сжальтесь надо мной, умоляю!
Монах не знал по-немецки, а если бы и знал, то не внял бы словам девушки — он был лишь послушным слепым орудием в руках инквизиторов, машиной мщения, лишенной собственной воли.
— Следуй за мной,— сказал он по-испански, делая знак несчастной девушке.
— Как, вы хотите меня освободить? — Робкая надежда озарила ее лицо.— Вы хотите меня вывести из этой ужасной темницы?
Антонио подошел ближе и подал ей руку. Убедившись, что это не Жозе, она с готовностью подала свою.
— Я так больна и слаба,— проговорила она, и крупные горячие слезы потекли у нее из глаз.— Помогите мне, я хожу только от своей постели к распятию и от распятия к постели, и даже это мне удается с трудом.
Но монах не понимал ее слов. Он грубо и безжалостно схватил девушку за плечи, и она почувствовала, что помощи ждать неоткуда и ее ожидает нечто еще худшее. Убедившись, что Маргарита действительно очень слаба и едва способна передвигаться, Антонио взял ее на руки и поспешно вынес из кельи.
Привратница тем временем отодвинула от стены аналой и, отыскав в своей связке ключ весьма странной формы, отперла им маленькую потайную дверь за аналоем. Антонио поднес к ней Маргариту.
— Что вы делаете? — кричала несчастная.— Вы хотите меня убить? Спасите!…
Но крики ее глохли под сводами коридора; никто не понял слов несчастной немецкой девушки, никто не пришел к ней на помощь.
Монах толкнул ее в зиявшее густой темнотой пространство и быстро захлопнул за ней дверь; привратница дважды повернула ключ в замке и снова заставила дверь высоким аналоем. Таким образом исчез всякий след несчастной, она оказалась заживо погребенной в кромешной, непроницаемой тьме. Глухие жалобные крики ее ослабели и скоро смолкли совсем, и вновь воцарилась мертвая, страшная тишина.
Брат Антонио и сестра-привратница, заперев пустую келью Маргариты, вернулись опять к лестнице и вскоре очутились в верхнем коридоре, вблизи выхода. Антонио распрощался с монахиней. Привратница, в сердце которой еще сохранилось что-то человеческое, спросила:
— Не должна ли я позаботиться о послушнице Маргарите, так строго наказываемой?
— Ты не должна ни заботиться о ней, ни даже упоминать хотя бы одним словом,— тихо, но строго сказал монах.— Помни свой обет!
Антонио поспешил к воротам. Ночь была темна, месяц скрылся за облаками, в деревьях монастырского сада завывал холодный ветер. Подойдя к воротам, монах хотел отворить их сам, так как привратница замешкалась и отстала, но вдруг услышал тихие шаги за стеной, и кто-то трижды стукнул в дверь.
Антонио подошел к маленькому отверстию в двери, выглянул наружу и увидел не монахиню, как можно было ожидать, а мужчину, закутанного в темный плащ. Услышав стук в дверь, подоспела привратница, жестом указала Антонио спрятаться за деревом и спросила:
— Кто там?
— Здесь ли находится благочестивый брат Антонио? — вкрадчиво спросил незнакомец на хорошем французском языке.
Привратница отлично поняла его и бросила вопросительный взгляд на монаха, который выглядывал из-за дерева.
— Спроси, кто он такой и чего хочет,— шепнул ей брат Антонио.
— Что привело тебя сюда, чужеземец, и чего ты желаешь? — требовательно спросила привратница.— Не ответив на эти вопросы, ты не сможешь войти в монастырь.
— Я знаю это, благочестивая сестра, и не намереваюсь войти в монастырь. У кармелитов мне сказали, что брат Антонио может находиться здесь, а мне необходимо срочно переговорить с ним.
— Скажи свое имя, незнакомец, чтобы я могла передать его благочестивому брату.
Чужеземец еще плотней запахнулся в темный плащ и медлил с ответом. Решившись наконец, он произнес:
— Скажите брату Антонио, что с ним желает переговорить барон Шлеве.
Услышав это имя, монах вышел из-за дерева и приблизился к воротам.
— Да сохранит тебя пресвятая Матерь Божья, благочестивая сестра-привратница. Выпусти меня.
Монахиня исполнила его требование; Антонио вышел из монастыря и кивнул барону.
— Следуйте за мной, сударь.
— Тот ли вы, кто мне нужен? — шепотом спросил барон Шлеве.
— Я брат Антонио, тот, кого вы ищете, сударь. Пойдемте на дорогу, стены могут иметь уши.
Он взял хромого барона под руку и вывел на дорогу, ведущую к монастырю кармелитов. Шляпа и плащ Шлеве были покрыты густым слоем пыли, свидетельствующей о том, что он совершил длинное путешествие, прежде чем постучал в ворота монастыря кармелиток.
Луна заливала бледным светом лесные чащи, мрачные постройки обоих монастырей и пыльную ночную дорогу, по которой двигались две таинственные фигуры. Монах в своей коричневой рясе с капюшоном на голове настороженно оглядывался по сторонам, будто боясь появления кого-то третьего, постороннего; рядом с ним шел, припадая на ногу, Шлеве, хромой товарищ сатаны, и всем своим видом выражал крайнее нетерпение.
Когда они оказались как раз на полпути между обоими монастырями, Антонио остановился и произнес своим грудным голосом:
— Все свершилось согласно вашей воле, сударь.
— Каким образом посланец парижского монастыря кармелитов сумел обогнать экстренный поезд? — спросил Шлеве.— Этого я никак не мог ожидать.
— Однако все свершилось именно так.
— Как же это возможно, благочестивый брат?
— Некий очень умный и ловкий монах с недавних пор соединил между собой все монастыри проволокой; по ней пробегает молния и пишет слова,— объяснил Антонио.— Пока ваш враг мчался на своем поезде к границе, ваш призыв о помощи обогнал его по проводам. Шлеве, не знавший о существовании телеграфа, к тому времени еще мало распространенного, очень удивился и воскликнул:
— Невероятно! Просто восхитительно!
— Я обратился за приказаниями в Санта-Мадре и третьего дня получил ответ благочестивого брата Жозе.
— Что гласил этот ответ?
— Он приказывал выполнить ваше поручение, сударь.
— А князь прибыл сюда?
— Нет еще, сударь; третьего дня князь имел несчастье еще по ту сторону границы упасть с горы вместе с лошадьми; это происшествие задержало его как раз на три дня.
— Так, значит, и я прибыл сюда раньше его? — спросил удивленный барон, и глаза его блеснули торжеством.
