Николай Харин - ДАртаньян в Бастилии
Новый постоялец Бастилии внимательно вгляделся в черты мушкетера. Продолжительный пост, благодаря которому д'Артаньян снискал себе полное расположение двух своих тюремщиков, придал его физиономии аскетическое выражение, но все же не изменил до неузнаваемости.
— А вы, сударь, лейтенант мушкетеров роты де Тревиля господин д'Артаньян, кажется, так? — спросил Ла Порт.
— Тысяча чертей! Святая правда.
— Чертей целая тысяча, а святая правда — только одна, — рассмеялся Ла Порт. — Вот теперь я уверен, что разговариваю с мушкетером!
— Э-э, господин Ла Порт, я сижу тут больше семи недель и поневоле забыл все изящные манеры!
Д'Артаньян не знал, что его собеседнику предстоит оставаться в Бастилии почти семь лет — до того времени, когда г-н де Шавиньи, использовав хорошее настроение короля, вызванное известием о долгожданной беременности королевы, исхлопочет приказ об освобождении верного ее камердинера, и 13 мая 1638 года двери тюрьмы откроются для бедняги.
— Вы как попали сюда? — спросил Ла Порт.
— Полагаю — как и вы!
— Кардинал?
— Он самый.
— Чума его побери! — с чувством произнес Ла Порт.
Теперь пришла очередь д'Артаньяна расхохотаться:
— Как видно, воздух Бастилии стремительно меняет и ваши манеры, любезный господин Ла Порт.
— Похоже на то.
— Вы уже получили номер?
— Что?
— Номер. Здесь все заключенные имеют свои номера.
— Нет еще. А вы?
— Я тоже нет.
В этот момент голос тюремщика нарушил их беседу:
— Прогулка окончена, спускайтесь вниз!
— Надеюсь, мы еще увидимся, — с чисто гасконским юмором заметил д'Артаньян на прощание.
И оба арестанта, несмотря на их незавидное положение, снова расхохотались.
На следующий день погода испортилась. Небо затянули низкие облака, а ко времени обычной прогулки арестантов начался дождь. Разумеется, дождь не был помехой такому человеку, как д'Артаньян. Он с неизменной точностью появлялся на крыше башни первым из ее обитателей и последним спускался вниз.
Мелкий моросящий дождь прогнал узников в свои камеры, где было почти так же сыро, но имелось по крайней мере одно преимущество — за ворот не текла вода. Однако, стоя на башне и созерцая панораму Парижа сквозь косую сетку серого дождя, Д'Артаньян услышал слова, обращенные к нему:
— Доброе утро, господин д'Артаньян.
Он обернулся: это был Ла Порт.
— Вы, я вижу, тоже цените свежий воздух, — заметил д'Артаньян, обменявшись приветствиями с камердинером королевы.
— Приятное общество — в еще большей мере, — с легким поклоном отвечал Ла Порт. Так как наверху не было больше никого, кроме них да тюремщика, стоявшего поодаль, гасконец по праву мог отнести комплимент на свой счет.
— Мне также приятно, что его высокопреосвященство позаботился обо мне и послал составить мне компанию такого любезного и достойного человека, как вы, господин Ла Порт.
— Разумеется, я предпочел бы оставаться на свободе, но раз уж пришлось очутиться здесь, то лучшего собеседника, полагаю, мне не сыскать, — в тон д'Артаньяну сказал Ла Порт.
— Посмотрел бы на нас кто-нибудь со стороны! — подхватил д'Артаньян. Двое заключенных стоят под дождем на верхушке самой мрачной башни Бастилии и отпускают друг другу светские комплименты!
Взрыв хохота, казалось бы совершенно неуместный в данной ситуации, заставил тюремщика насторожиться и с подозрительным видом подойти поближе.
Прислушавшись к их болтовне, он совершенно успокоился, а немного погодя и вовсе спустился вниз, так как дождь усилился. Присутствие сторожа на крыше действительно было излишним, поскольку заключенным не удалось бы покинуть башню никаким путем, если только они бы не превратились в птиц. Поэтому страж предоставил Ла Порту и д'Артаньяну мокнуть на крыше в одиночестве. Зато теперь они могли поговорить без помехи.
— Конечно, мне приятна беседа с вами, сударь, но ваше появление в этих гостеприимных стенах — плохой признак для меня, — заметил д'Артаньян.
— Это еще почему?
— Если уж ее величество допустила, чтобы арестовали ее приближенного, то мне и вовсе не на что надеяться.
— Отнюдь. Ведь господин де Тревиль имеет на короля куда большее влияние, чем ее величество королева Анна.
— Но ведь за всем этим видна красная мантия кардинала.
И господину де Тревилю тоже ничего сделать для меня не удалось.
Ла Порт сочувственно поглядел на мушкетера, но тот не ответил на его взгляд. Д'Артаньян внимательно разглядывал тюремный двор. Очевидно, что-то или кто-то внизу сильно заинтересовал его.
— Проклятие! — пробормотал д'Артаньян. — Глазам своим не верю.
— Что вы там такое увидели? — спросил Ла Порт, подходя к мушкетеру.
— Дворянин, захваченный в плен в бою, не преступник.
Он — военнопленный, не так ли, Ла Порт? — продолжал д'Артаньян.
— Без сомнения, так, — подтвердил Ла Порт, прослеживая направление взгляда д'Артаньяна. Гасконец смотрел на группу заключенных, которые под надзором двух тюремщиков совершали свою прогулку по тюремному двору. Они монотонно бродили по его обширному пространству, и высокие стены и башни крепости отбрасывали на них свою мрачную тень, отгораживая собой от внешнего мира.
— Вон там! Видите вы тех людей, — проговорил д'Артаньян, указывая на эту группу узников Бастилии.
— Вижу.
— А видите вы вон того дворянина, по виду — испанца?
— Несомненно это дворянин. И, вполне возможно, испанец.
— Это дон Алонсо дель Кампо-и-Эспиноза. Я взял его в плен под Казале. Идальго храбро сражался, но против меня ему было не устоять, — объяснил д'Артаньян, покручивая ус. — Впрочем, мне помог Атос. Он уложил троих, если мне не изменяет память, пока мы по всем правилам фехтовали с доном Алонсо. Выходит, его высокопреосвященство и этого беднягу засадил сюда.
— Тиран свирепствует, — вполголоса произнес Ла Порт. — Опасаюсь, мы тут загостимся.
Неожиданно гасконец, продолжавший рассматривать прогуливающихся по двору заключенных, расхохотался.
— Что вас так рассмешило? — осведомился Ла Порт, удивленный такой неожиданной реакцией д'Артаньяна на его последнее замечание.
— Рядом с доном Алонсо я вижу еще одного человечка! — продолжал д'Артаньян. — Эта каналья таки получил свое.
— Вы говорите о том низеньком толстяке, который семенит по двору и все время озирается по сторонам?
— Да-да, о нем. Это бывший галантерейщик Бонасье.
Его нечистая совесть не дает ему покоя — вот он и озирается.
И д'Артаньян, положение которого невольно располагало пофилософствовать, надолго умолк, раздумывая о превратностях судьбы, собравшей воедино и победителя, и плененного им противника, и кардиналиста Бонасье, и роялиста Ла Порта, и уравнявшей всех в правах, сделав заключенными Бастилии. Д'Артаньяну предоставилась полная возможность поразмышлять об этих материях в уединении, так как время прогулки подошло к концу и грубоватый тюремщик велел им спускаться вниз, что оба незамедлительно выполнили, так как дождь усилился.
