Александр Дюма - Охотник на водоплавающую дичь
Вечером мальчик вернулся в Шалаш в надежде застать там Монпле.
Однако, по всей видимости, охотник еще не возвращался домой.
Он появился только около двух часов ночи.
Малыш Жан еще не ложился спать. Он сидел на скамье у камина, возле догорающего огня, а собака, лежавшая у его ног, казалась не менее обеспокоенной, чем мальчик.
Внезапно Флажок, застывший в позе сфинкса — его голова покоилась на лапах, — встрепенулся, замахал хвостом, стуча им о пол, а затем вскочил и кинулся к двери.
— Ах, вот и господин Монпле вернулся! — вскричал маленький Жан.
Он побежал к выходу и отворил дверь.
Из темноты показалась высокая фигура, приближавшаяся к дому.
Мальчик устремился к молодому охотнику и бросился в его объятия.
Затем он принялся расспрашивать его о том, что случилось.
Но Алену было довольно трудно отвечать на эти вопросы.
Он принялся утешать мальчика и сказал только, что дело, грозившее принять для него, Алена, скверный оборот, может завершиться для всех благоприятным образом.
Однако молодой человек попросил мальчика сделать все, чтобы встретиться с матерью и передать ей, что г-н Монпле непременно должен поговорить с ней ближайшей ночью.
Мальчик посмотрел на Алена и сказал:
— Дружище, вы же помните, что сказала вам матушка Жанна месяц назад: она не может уходить из дома по ночам, потому что дядя Ланго запирает двери.
— Матушка Жанна не могла приходить сюда месяц назад, — ответил Ален со смехом, — но сегодня она придет. Если даже дядя Ланго закроет дверь, не волнуйся, малыш Жан, она раздобудет ключ.
Жан Мари не стал требовать никаких разъяснений.
Хотя ребенок покинул дом лавочника, их встречи с матерью происходили почти так часто, как ему хотелось.
Для этого ему достаточно было притаиться на углу одной из улиц, прилегающих к церкви; увидев дядюшку Ланго, выходящего из дома, он со всех ног мчался к лавке.
Дверь открывалась, и мать сжимала сына в объятиях; оба ждали возвращения Косолапого, и когда он появлялся на горизонте, пошатываясь, словно фавн, мальчик выходил во двор и убегал через садовую калитку.
Итак, на следующий день маленький Жан выполнил пожелание своего друга Алена.
Он отправился к матери и страшно удивился, услышав от нее такие слова:
— Хорошо, дитя мое, скажи господину Монпле, что я приду.
Несмотря на это обещание, охотник весь день казался обеспокоенным.
Было очевидно, он задумал что-то такое, с чем его совесть не могла полностью согласиться.
Да простит нас читатель, ибо мы пишем отнюдь не роман, а повесть. Фабула, которую мы предлагаем его вниманию, слишком незначительна для романа, и персонажи, порожденные нашим воображением, могут показаться надуманными.
Нет, эта книга — нечто вроде дагерротипа, сделанного на берегу моря, и мы лишь вознамерились таким способом достоверно отобразить действительность.
Поэтому мы вынуждены признать, рискуя ослабить сочувствие читателя к герою — а это является непременным условием всякого добротного литературного сочинения, — что наш герой был мужчина и к тому же нормандский крестьянин; вследствие этого он сочетал в себе неблаговидные черты, присущие мужскому полу в целом, с недостатками, присущими местным жителям.
К счастью, как сказал Энен, Ален, в сущности, был добрый человек.
В тот же вечер или, точнее, уже ночью Жанна, как она и обещала, пришла в Шалаш.
Ален ждал ее прихода на пороге.
Увидев вдову, он поспешил ей навстречу и обнял ее.
Женщина мягко отстранила его.
— О! Не бойтесь ничего, — сказал молодой человек, — вашего сына здесь нет: я послал его ставить силки на куликов.
Услышав это, Жанна позволила охотнику поцеловать ее в лоб.
Но, когда его губы коснулись ее лица, она тяжело вздохнула.
Можно было подумать, что Ален дотронулся до открытой раны.
Монпле повел вдову в дом и попытался усадить ее к себе на колени.
Но она очень кротко и в то же время чрезвычайно твердо сказала:
— Ален, я пришла к вам не как любовница, а как подруга. Если вы хотите о чем-то меня попросить, то я готова оказать вам любую услугу, ведь моя жизнь — в вашем распоряжении, и вы это знаете как никто другой.
Молодой человек снова попробовал прижать женщину к своей груди, но она вырвалась из его объятий, села рядом на стул и протянула ему руку со словами:
— Говорите, я вас слушаю.
— А если мне нечего вам сказать, Жанна? — спросил Ален с улыбкой.
— Вы должны мне что-то сказать, Монпле, раз вы просили меня сюда прийти.
— Я собирался сказать, что люблю вас, Жанна.
— Вы хотели сказать что-то другое, Ален. Вы бы не послали ко мне сына, если бы на уме у вас были только эти легкомысленные речи.
— Ну да, Жанна, я собирался сообщить вам еще кое-что. Когда я оказался в вашей комнате и вы спросили меня, как я попал в дом дяди Ланго, я сказал, что проник туда, чтобы встретиться с вами.
Жанна кивнула в знак согласия и вздохнула.
— Так вот, — продолжал Ален, — я солгал.
— Я узнала это на другой день, — сказала женщина, — но, как вы помните, даже не упрекнула вас во лжи.
— Послушайте, Жанна, возможно, нам повезло, что дело обернулось именно так.
— Я в этом сомневаюсь, — заметила вдова.
— Вы сейчас все поймете, — произнес Монпле. — Я забрался в ваш дом, потому что дядюшка Ланго безбожно обобрал меня.
Вдова промолчала.
— Я увидел, как к нему явился его сообщник Ришар, — продолжал молодой человек, — и решил узнать их секрет.
— Я догадалась об этом, — сказала женщина, — когда увидела открытый люк и поврежденный замок секретера.
— Ну, Жанна, теперь вы понимаете, что еще я должен вам сказать?
— Нет, Ален.
— Мне остается лишь сказать вам, Жанна, что мы можем стать Счастливыми и богатыми, и это зависит только от вас.
— Счастливыми? — спросила вдова.
— Да, именно счастливыми! Пока я остаюсь бедным, я думаю о браке с ужасом, но, когда я снова разбогатею и стану хозяином Хрюшатника, я первым делом поставлю во главе своего дома добрую хозяйку. Так вот, я клянусь Богом, Жанна, если вы мне поможете, этой доброй хозяйкой будете вы.
— Спасибо, Ален, хотя вы и ставите мне одно условие, это все же доказывает, что вы меня не презираете.
— Я вас презираю? О нет, Жанна, за что мне вас презирать?
— Ну, полно, Ален. Скажите, что вы от меня хотите? Молодой охотник хранил молчание.
— Я жду, — сказала Жанна.
— Вам известно, что ваш дядя Ланго и мой адвокат Ришар сговорились, чтобы меня разорить?
— Я ничего не знаю. Продолжайте, Ален.
— Дело в том, что долговые обязательства, с помощью которых у меня отобрали Хрюшатник, либо подложные, либо в них есть приписки.
