Жеральд Мессадье - Цветок Америки
Жанна вернулась домой, изнуренная общением с волками. Она неохотно вымыла руки генуэзским мылом из лавандового масла. Звериный запах был очень сильным и чересчур настойчиво напоминал о странных и благословенных мгновениях дружбы с хищниками.
Франц Эккарт ел сливы. Послеполуденное солнце сделало багровой промасленную бумагу окон, и луч его сквозь открытую форточку коснулся оловянного блюда. Словно воспламенившись, оно изменило свою природу: превратилось в серебряное, а затем в некий мерцающий таинственный предмет. Франц Эккарт долго смотрел на него, будто видел впервые. Жанна тоже. Она уже не могла оторвать глаз от этого сверкания. Быть может, в нем сокрыта некая тайна, которую нужно разгадать. Голос Франца Эккарта вывел ее из этого зачарованного состояния.
— Мы глухи и слепы, телом и духом. Мы потеряли способность понимать настроение дождя и желание зверя. Разучились читать звездное небо и водную гладь. Не ощущаем больше жизнь духов вокруг нас. Мы стали похожи на одинокие, бездушные статуи.
— Этому ты учишь сына?
— Я учу его читать не только книгу, но и мир. Не пугаться при встрече с демоном, а просто прогнать его, если он докучает. Ибо демон никогда не появляется без причины. И нужно, прежде всего, понять, отчего он пришел.
Жанне показалась ужасной мысль о визите демона — и еще более о беседе с ним. Она содрогнулась. Однако с тех пор, как Франц Эккарт делил с ней жизнь, мир казался ей куда просторнее, чем прежде.
Он опустошил почти всю вазу с фруктами.
— Демон — это всего лишь порождение страдания и несправедливости. Часто он отличается крайним невежеством. Почти таким же, как люди.
Она коротко рассмеялась.
— Полагаю, ты составил гороскоп путешествия Жака Адальберта, Деодата и Феррандо, — сказала она, чтобы сменить тему.
— Они вернутся, — ответил он. — Но я сомневаюсь, чтобы они вновь пустились в плавание.
— Почему?
Он пожал плечами:
— Они поймут очевидное: их открытие представляет интерес только для королей и ученых. Какие бы богатства они ни обнаружили, воспользоваться ими они не смогут.
— Не отбивает ли мудрость вкус к жизни? — спросила она.
— Мне, напротив, дает.
Зима 1499 года оказалась самой суровой из тех, что помнила Жанна.
Франц Эккарт предупредил их заранее — ее саму, Франсуа и Жака Адальберта: не только аисты улетели раньше, чем обычно, но и медведи залегли в берлогу задолго до срока.
Веря в предвидение Франца Эккарта, Жанна запасла побольше дров из опасения, что раздобыть их будет нельзя. Она велела прочистить все дымоходы и установила в подвалах жаровни, которые придумала жечь некогда в Париже, чтобы не дать вину замерзнуть. Теперь надо было думать не только о спасении бочек, которые могли расколоться, но и о том, как прогреть первый этаж, где ледяной холод, казалось, сочился из каменных плит. Кроме того, она сделала большой запас муки и солений.
В декабре мир словно обратился в камень. Когда шел снег, хлопья его мгновенно твердели, упав на землю, и превращались в лед под ногами редких прохожих. Громадные сугробы не давали проехать телегам, и их приходилось рубить топором. Река Иль замерзла. Подвоз продовольствия почти прекратился, ибо лошади с трудом передвигались по скользким дорогам. Если бы не сделанные Жанной запасы, все три семьи в январе сидели бы без хлеба.
Птицы исчезли. Крысы, рискнувшие выскочить на улицу, околевали от холода. Ворон, которые могли бы полакомиться падалью, тоже не было видно. Даже вши и блохи не выдерживали морозов.
Никто не выходил из дому — разве что по неотложной надобности, а Франсуа и Жак Адальберт каждое утро отправлялись в печатню в шубах и меховых шапках. Дыхание их порождало облака белого пара. В «Мастерской Труа-Кле» приходилось подогревать чернила, иначе невозможно было печатать. Детям строго-настрого запретили играть на улице, однако по утрам Жана и Франсуазу приводили на Санкт-Йоханн-гассе — в парильню и на уроки Франца Эккарта. Задолго до темноты они возвращались домой под присмотром Фредерики.
Парильню посещали все — не столько заботясь о чистоте, сколько мечтая согреться.
Кардинал-архиепископ отслужил мессу, дабы умолить святого Януария растопить льды, сковавшие Страсбург и весь Эльзас. Но, видно, он при дворе святого был не в чести, ибо температура не изменилась нисколько. Да и сама служба прошла с опозданием, поскольку вино замерзло и его пришлось греть. В церкви Сен-Пьер-ле-Вьё отец Штенгель, к великому своему сокрушению, три воскресенья подряд читал проповедь перед пустыми скамьями.
Деодат изнывал от нетерпения: отправляться в путь было невозможно, поскольку все дороги занесло снегом. Он боялся, что зима затянется, не позволив ему, Жаку Адальберту и Феррандо добраться до Португалии и сесть на корабль, отправляющийся в экспедицию. Франц Эккарт успокоил его, объяснив, что Земля, которая поворачивается вокруг собственной оси, в положенное время непременно обратит Эльзас вместе с остальной Францией к Солнцу.
Деодат удивился: он считал, что Солнце обращается вокруг Земли.
— Именно это ты и должен говорить на людях, — посоветовал племянник дяде. — Но для самого себя ты должен усвоить, что на самом деле все наоборот.
— Откуда ты знаешь?
— Мы входим в состав семи планет Солнечной системы, и, поскольку шесть из них обращаются вокруг Солнца, не вижу для нас причин поступать иначе, тем более что расстояние между нами и этими планетами всегда остается неизменным.
— Почему об этом не говорят открыто?
— Потому что это не нравится нашей святой Церкви, ведь Господь наш Иисус Христос на других планетах не бывал и даже не упоминал о них.
— Ну, ты кончишь на костре! — со смехом вскричал Деодат.
— Точно нет, поскольку на людях я буду повторять глупости, приятные Церкви. Но вам предстоит плавание, и я хочу рассказать тебе про звезды, на которые нужно ориентироваться при ясном небе. Уже сейчас можно сказать, что Полярная звезда всегда должна быть от вас справа.
— Почему ты не едешь с нами? Ты бы помог нам читать карту неба. Ты многие годы изучал его.
— Я уже говорил, что думаю по этому поводу, — ответил Франц Эккарт, качая головой.
— Значит, ты не советуешь мне ехать?
— Вовсе нет. Это путешествие поможет тебе узнать одну полезную вещь: любое знание и любая власть относительны.
Деодат явно не понял, и Франц Эккарт снизошел до объяснения:
— Ты откроешь, прежде всего, что мы знаем о нашей планете не все, хотя авторитетные источники убеждают нас в обратном. Это будет урок свободы выбора. Ты увидишь также, что есть много земель, где наши короли и епископы не имеют никакой власти. Само имя Людовика Двенадцатого там неведомо. И это еще один важный урок.
