Ефим Курганов - Шпион его величества
Жидовский кагал, пытающийся помочь России одолеть Бонапарта, – фантастичность подобного поворота событий все время продолжает меня занимать (государственный секретарь А. С. Шишков, в свите государя бывший тогда в Вильне, впоследствии рассказывал: «В поляках неприметно было никаких восторгов. Одни только жиды собирались с веселыми лицами к домам, где останавливался государь, и при выходах его кричали „Ура!“. – Позднейшее примечание Я. И. де Санглена).
Несколько дней назад майор Бистром из Ковно сообщил мне, что полковник шевалье де Местр, исчезнувший было после отъезда генерала Нарбонна, объявился в Ковно, снял три комнаты в центре, но на маленькой, тихой улочке, и никуда не выходит. Я приказал установить за шевалье строжайшее наблюдение. А сегодня Бистром уведомил меня, что вчера из Вильны в Ковно к шевалье приезжали граф де Шуазель, аббат Лотрек и граф Тышкевич. И это в высшей степени интересно. То был сбор настоящих заговорщиков.
Полицмейстер Вейс принес мне записку от берлинского обер-полицмейстера Грунера. Смысл ее заключается в следующем.
В канцелярии Бонапарта, по слухам, готовится приказ двигаться в направлении Немана! Но я уже узнал об этом из последнего донесения сына аптекаря. Да, возвращение графа де Нарбонна из Вильны сдвинуло вопрос о войне с мертвой точки.
Все! Началось! Теперь война, и в самом деле на носу, причем на самом что ни на есть курносом носу, на русском носу.
Позднейшая вклейкаДве записи:
25 июня 1812 года. Вильна
Майор Лешковский из Гродно прислал записку, к коей приложил один довольно необычный документ. Это обращение ребе Шнеура-Залмана из Ляд, призывающее жидов не только не подчиняться Бонапарту, но и всячески вредить ему, всячески способствовать его грядущему поражению.
Выписываю несколько наиболее характерных выдержек из сего потрясающего обращения: «Монарху российскому и нашему Господь да поможет побороть врагов Его и наших, поелику он справедлив и война начата не Россиею, но Наполеоном; доказательством же того есть наглый его сюда с войском приход… Мужайтесь, крепитесь и усердствуйте всеми силами услуживать российским военным командирам, которые о усердных подвигах ваших не оставят, к возрадованию меня, извещать. Таковые услуги послужат к очищению грехов, содеваемых нами, яко человеками, против приказания Божия».
Верю, что сие обращение должно иметь действие.
Припоминаю, что во время одного из прежних разговоров с Заксом-младшим тот с безмерным увлечением рассказывал мне, что ребе Шнеур-Залман в здешних краях обладает просто неслыханной властью над многими жидовскими сердчишками и головушками. Он привлек множество молодых людей в свой не только философический, но и житейский университет, прозвав его ХАБАД, что означает на их жидовском наречии мудрость – знание – понимание (ХОКМА – БИНА – ДАЛЕТ; так, кажется).
Вот ежели бы теперь всю эту силу обратить супротив Бонапарта! Или это несбыточное мечтание?! Дай-то Бог, чтобы обращение подействовало! Дай-то Бог!
Старый ребе призывает к сопротивлению, призывает помогать российским войскам, это чудесно!
Может, и для высшей воинской полиции отсюда будет какая подмога!
27 июня 1812 года, Вильна
Закс-младший написал мне сегодня, что Залман Борухович, старый ребе, на занятиях в йешиботе (школе) постоянно говорит ученикам своим, что они должны оказывать всяческое содействие армии российской!
Да спасет тебя Бог, старый ребе!
Еще одна позднейшая вклейка17 сентября 1818 года, Санкт-Петербург
Военный губернатор столицы, генерал от инфантерии граф Милорадович, говорят, заметил касательно жидов и их участия в войне 1812 года: «Эти люди суть самые преданные слуги государя, без них мы бы не победили Наполеона, и я не был бы украшен этими орденами за войну 1812 года».
Да, сын аптекаря сообщил еще одну довольно любопытную информацию.
Когда Бонапарт, готовясь к войне, перестроил свое варшавское бюро и дал под начало барона Биньона трех офицеров (тот довел их число до четырех), каждый из которых имеет свою сферу влияния (Малороссия, Белая Россия, Литва и Польша) и своих собственных агентов, то одним этим нововведением революция в шпионском деле на востоке Европы не ограничилась.
Бонапарт придумал также следующее.
Несколько месяцев тому назад он приказал на границах с Россией создать целую сеть особых разведывательных точек, кои действуют отдельно от бюро Биньона и его ответвлений.
Беллефруа – резидент его в герцогстве Варшавском и одновременно супрефект города Тикочин (он известен нам по донесениям отставного ротмистра Давида Савана), возглавляет одну из таких точек. Но только одну!
Другие разведывательные точки мальчишка не назвал, но все равно переданная им информация обладает исключительной важностью, она помогает понять, как с нами борются.
Еще сын аптекаря рассказал, что на территории Российской империи действует ныне пятнадцать агентов барона Биньона. Хорошо бы иметь поименный список. Цены бы этому списку не было. Но я уверен, что мальчишка раздобудет и его. Нет-нет, три имени он все-таки назвал. Это хорошее начало.
В 1811 году агентурная группа в составе полковника Александра Платтера, майора Пикорнеля и топографа Крестковского тайно проникла в Россию. Под видом отставных русских офицеров, снабженные соответствующими документами, они совершили длительный вояж по стране – побывали в Москве и девяти губерниях.
После чего Крестковский с добытыми сведениям был отправлен обратно, а двое других продолжили и продолжают свое путешествие через Поволжье к Оренбургу.
Я уже приказал губернскому секретарю Протопопову и коллежскому секретарю Валуа составить бумагу для их розыска (полковника Платтера 5 августа 1812 года арестовали, а вот майору Пикорнелю, увы, удалось скрыться. – Позднейшее примечание Я. И. де Санглена).
Записку Закса-младшего (строго говоря, это целый меморандум) я вручил около шести часов вечера графу Барклаю-де-Толли (копию), а оригинал через него просил передать государю.
Граф известил меня потом, что Александр Павлович выразил мне за доставление сего меморандума, представляющего интерес в самых разных отношениях, совершенно особую благодарность.
Последняя записка сына аптекаря и в самом деле прелюбопытнейшая, в высшей степени достойная внимания.
Мая 18 дня. ПолденьС раннего утра я разбирал корреспонденцию, отвечал на письма, потом читал очередную сводку событий за прошедшие сутки, присланную квартальным надзирателем Шуленберхом (его отчеты всегда очень точны и подробны, впрочем, как и отчеты полицмейстера Вейса), продумывал наиболее неотложные вопросы, которые собирался переслать в Варшаву сыну аптекаря. И тут раздался легкий, осторожный стук.
