Багдан Сушинский - Путь воина
— Так что же все-таки вас привело сюда, господин Вуйцеховский?
— Как я уже дал понять, любопытство. Я, знаете ли, принадлежу к людям, которые всю жизнь движимы неистребимым любопытством. Если только вы соизволите простить мне эту слабость.
Хмельницкий промолчал. Начало ему явно не понравилось. Он не привык к такой манере беседы, при которой человек, просивший его о встрече, позволяет себе начинать ее с банальной зауми.
— И толькое мое фатальное любопытство заставляет задать вам, господин полковник — для меня вы все еще полковник, поскольку я не могу признать…
— Остановимся на том, что для вас я все еще полковник, — прервал его объяснение Хмельницкий. — Задавайте свой вопрос. К ночи я намерен вернуться в казачий стан.
— Это очень простой, до смешного простой, почти наивный вопрос: вы все еще остаетесь подданным польского короля? Смысл вашего ответа должен заключаться в его исключительной искренности и лаконичности — считаете ли вы себя подданным или нет?
— Вы не уточнили, что это еще и вопрос философский. Почему он так интересует вас?
— Проще было бы спросить, почему вдруг я усомнился в этом.
— Тогда поставим вопрос так: вас прислал сюда коронный гетман Потоцкий? Для ведения переговоров со мной?
— Возможно, Потоцкий узнает о том, что я встречался с Хмельницким. Но уж точно не от меня. — Вуйцеховский уселся за стол, подождал, когда по ту сторону его усядется генеральный писарь, и только тогда продолжил: — Не надо считать себя настолько важной персоной, полковник, что тайный советник короля вынужден оставлять Варшаву и бросаться в дикие степи, чтобы выяснить степень вашей лояльности Его Величеству. Понимаю, совсем недавно несколько сотен казаков швыряли вверх шапки и кричали: «Желаем видеть во главе запорожского казачества славного рыцаря Хмельницкого!». Но стоит ли умиляться этим? Точно также завтра они будут кричать: «Предателя Хмельницкого — на кол! В Днепр его! Отобрать у него булаву!». И будут правы, поскольку получат такие веские доказательства, что ни у кого не останется сомнений: никакой Хмельницкий не руководитель восстания! На самом деле, он всего лишь эмиссар короля. Провокатор, который специально провоцирует крестьян на бунт, чтобы дать возможность Потоцкому пройтись по Украине огнем и мечом, выжигая смуту на двадцать лет вперед. Вам еще объяснять, чем может закончиться бросание шапок на том лугу, на котором вам, по недосмотру сечевых старшин, всучили в руки булаву?
Сжав зубы, Хмельницкий прорычал что-то очень грозное и почти несбыточное и, с усилием подняв вверх кулаки, так грохнул ими по столу, что, казалось, потрескавшиеся доски его тут же россыпятся.
Несколько минут Коронный Карлик наблюдал, как гетман тщетно пытается погасить в себе конвульсии той мысленной истерики, что пронизывала сейчас не только мозг, но и все его естество. Он то хватался за саблю, то, выйдя из-за стола, метался из угла в угол, то вновь бил кулаком по столу, с ненавистью глядя на тайного советника.
Все это время Коронный Карлик, скрестив руки на рукоятках двух пистолетов, висевших в кобурах у него на поясе, стоически следил за каждым его движением, все больше убеждаясь, что в выборе своем король явно ошибся. Импульсивная ярость, непомерное самолюбие и непостоянство этого человека не только приведут его к предательству, но и сослужат очень плохую службу всем им: королю, канцлеру, самому Хмельницкому, Польше, Украине… Коронный Карлик так напрямую и сказал об этом:
— Как бы вы ни вели себя дальше, господин генеральный писарь, больше разочаровать меня в выборе короля, чем вы сделали это сейчас, уже не сможете.
Хмельницкий остановился у дальнего угла настолько резко, словно наткнулся на острие копья. Медленно, сгорая от ненависти, он повернулся лицом к Вуйцеховскому. В какое-то мгновение королевскому комиссару показалось, что Хмельницкий выхватит свою саблю и бросится на него. И даже был слегка разочарован, что этого не произошло. И вообще то, что произнес в эту минуту гетман, показалось Коронному Карлику совершенно невероятным. Он даже не сразу сумел поверить, что слышит эти слова.
— Я еще не давал королю повода не верить мне, — уперся он дрожащими руками о стол. — Все наши договоренности с Владиславом остаются в силе. В столице, особенно при дворе, должны помнить: Хмельницкий от своих слов не отрекается. И ваше, господин Вуйцеховский, мнение по этому поводу меня совершенно не интересует. Но я хочу, требую, чтобы король услышал из ваших уст то же, что вы услышите сейчас от меня: на полковника реестрового войска Хмельницкого и его казаков король может положиться полностью. Все, что я делаю сейчас, предпринято мной, исходя из того, что впредь нам придется вместе воевать против могущественной армии султана. Однако прежде чем пойти походом против него, я собью спесь и гонор с Потоцкого, а заодно и с других лютых врагов государя, таких, как князь Иеремия Вишневецкий, Мартин Калиновский, а также любомирские, конецпольские и прочие… Но сделаю это, потому что знаю: сам король сделать этого без меня не в состоянии. Нет у него ни авторитета, ни силы. Если же начнем нашу священную войну, имея у себя за спиной такую мощную свору ненавистников короля, какую имеем сейчас, сейм вновь предаст и вновь ударит нам в спину. Прежде всего тем, что снова запретит собирать ополчение и даже заставит распустить армию, что он, собственно, уже сделал. Это вы способны понять, тайный советник короля Владислава?
— Почему вы считаете, что я не способен понять то, что мне говорят предельно ясно и честно? Я всегда задаю только простые вопросы. И рад, когда и мне отвечают просто. В Варшаве каждый знает, что я никогда не усложняю свои вопросы. Они просты, как доски на этом столе, — столь же спокойно и примирительно заверил его Вуйцеховский. — В конце концов мы с вами дворяне. И если уж вы решаетесь говорить со мной столь откровенно, то лишь потому, что знаете: король доверяет мне больше, чем вам или самому себе.
— Для начала, мне следовало бы убедиться, что вы присланы именно королем.
— Ах, вот в чем дело! — рассмеялся Вуйцеховский. — Совершенно забыл. Что же вы не напомнили? У меня есть письмо короля, переданное вам вместе с довольно большой суммой денег [14].
— Он прислал деньги?! — почти торжествующе улыбнулся Хмельницкий, и Коронному Карлику вдруг показалось, что это улыбка мошенника, которому удалось обмануть и короля, и всю королевскую казну. — Я помню его обещание, но…
— Это было обещание короля, — сурово перебил его Вуйцеховский. — Иное дело, что теперь зависит от меня: вручать вам эти деньги или же увезти их в Варшаву, чтобы они пошли на содержание войска, которое к лету должно громить вас у каждого из днепровских порогов. Начиная от стен благословенного Кодака.
