Ксавье де Монтепен - Владетель Мессиака. Двоеженец
Пробила полночь. Не замолк еще последний отголосок колокола, как Каспар д'Эспиншаль, уверенный, что его преследователи потеряли след или даже вовсе прекратили свой надзор, подошел к стене сада Эрминии. Кинжал, воткнутый в трещину между камней, послужил ему ступенькой; схватившись за вершину ограды, он без труда перескочил внутрь. Телемак де Сент-Беат только увидел черную тень на темном фоне ночного мрака. Он едва сдержал крик ярости, который мог вырваться из его уст.
В саду граф считал себя вполне в безопасности и уверенными шагами направился к окну Инезиллы.
— Это вы, граф? — спросила субретка.
— А кто иной мог бы очутиться здесь в эту пору! — был суровый ответ пришедшего.
Телемак де Сент-Беат незаметно подкрался к самому окну, чтобы лучше слышать разговор. Руки его судорожно хватались за шпагу. Он услышал слова:
— Вы получили мою записку?
— Получил.
— Никто за вами не следил?
— Попался какой-то незнакомец, но он даже не заговорил со мной.
— Тем лучше. Я боялась, как бы не стали следить за вами.
Услышав эту фразу, Телемак де Сент-Беат закусил губы и, как тигр, приготовился броситься на свою добычу.
Тем временем граф вскочил в комнату Инезиллы и тем привел гасконца в недоумение. Он не знал, что и подумать. В комнате Инезиллы огонь погас. Ироническая улыбка искривила губы кавалера; он уже хотел уходить, вовсе не думая сражаться за честь жены метра Бигона, когда окно снова отворилось. Инезилла, легкая и проворная, как кошка, выскочила в сад, подняла заранее ею приготовленную лестницу и, приставив ее к окну второго этажа, взобралась на самую верхнюю ступень. Телемак де Сент-Беат видел, как она приложила лицо к стеклу и наблюдала за тем, что происходило в комнате второго этажа. Он осторожно снял шпагу и подкрался к самой лестнице.
«Только бы не увидела меня и не вскрикнула. Тогда все погибло, — с тревогой подумал он. — Надо устроить ловушку похитрее…»
IV
Инезилла ввела Каспара д'Эспиншаля в комнату баронессы. Но она не надеялась все видеть и слышать, как ей хотелось, через дверь в соседней комнате и решила наблюдать через окно при помощи лестницы. Каждое движение Эрминии и графа, каждое их слово не могло, таким образом, избежать острого слуха и внимательного взора госпожи Бигон.
Эрминия приняла Каспара д'Эспиншаля очень холодно.
— Садитесь, граф, прошу вас, — сказала она, не протягивая ему руки.
Каспар д'Эспиншаль сел.
— Меня очень удивляет, граф, упорство ваших преследований. Чтобы избавиться от них, решилась дать вам это свидание, надеюсь, оно последнее между нами.
Граф смотрел на Эрминию глазами, полными смущения и страха.
Эрминия продолжала:
— Выслушайте меня. Три года тому назад вы мне признались в любви, и я ответила вам. Я тогда имела право любить вас, вы были свободны, как свободна я до сих пор. Сделайся я вашей женою, вы имели бы нежную, привязанную и верную подругу. Но вы захотели искать счастья в другом месте. Тем лучше, если только вы нашли счастье!
Каспар д'Эспиншаль хотел возразить, но Эрминия не дала ему заговорить.
— Я знаю, что вы хотите сказать. Найденным вами счастьем вы пресытились. Это было не счастье, а ошибка.
— Да, баронесса. Я теперь чувствую, что только тебя одну любил искренно и с тобой одной буду счастлив.
— И я готова разделять это чувство. Но кто же виноват в том, что нет теперь счастья для нас? Я не упрекаю. Графиня, ваша жена, хороша как ангел, добра и чиста. Мне было бы очень досадно, если бы из-за меня у нее появились неприятности.
— Баронесса! Я знаю, вы настолько же добры, насколько прекрасны.
— Не льстите, прошу вас. Сегодня мы должны говорить искренно. Я должна покончить объяснения, чтобы никогда уже не возвращаться к этому разговору.
Каспар д'Эспиншаль глубоко вздохнул. Это не был уже человек, перед которым трепетали все. Эрминия имела над ним огромную власть, что не мешало ему заметить, как, готовясь его принять, женщина эта, однако же, оделась с изысканной роскошью и вкусом. Она продолжала:
— Я не буду скрывать, ваше удаление разбило мое сердце, я страдала много; даже и теперь, даже в эту минуту, грудь моя полна волнения. Но к чему жалобы, когда нет лекарства? Рана моего сердца теперь уже почти закрылась, зачем же вы явились, чтобы растравить ее?
— Эрминия! Дорогая Эрминия! Рана моего сердца больше причиняет мне страданий, чем ты можешь думать!
— Возможно ли это?
— О, если бы ты меня еще любила, не говорю настолько, насколько я тебя люблю, — это невозможно, но хотя бы немного, тогда, наверное, твое сердце не позволило бы тебе покориться пустому предрассудку, что я женат.
— Не богохульствуйте, граф! Брак — святое таинство, а не предрассудок. Наконец, за кого же вы меня принимаете? Даже если бы я забыла стыд, то вы сами как бы на меня смотрели?
— Как на ангела, спасающего страдальца из темной пропасти, в которую меня толкает теперешняя жестокость.
— Прошу вас, кончим этот диспут. Мы с вами, граф, имеем об этом предмете совершенно несхожие понятия. Я происхожу из рода Сент-Беатов, способна любить до могилы, но быть наложницей — неспособна.
Инезилла, подслушивающая и наблюдающая за этим свиданием в окно, сама не знала, что подумать, внимая речам своей госпожи.
— Какая цель у нее может быть? — невольно прошептала она.
Но кроме Инезиллы еще одна особа слушала объяснения баронессы с Каспаром д'Эспиншалем. Телемак де Сент-Беат, отлично знавший расположение комнат в квартире сестры, через комнату Инезиллы легко пробрался в коридор, соседний с залой, где сидели беседующие; приложив ухо к стене, он все мог слышать, но видеть не мог. Разумеется, он отлично понимал, что не забота о сохранении фамильной чести побуждала Эрминию говорить так сурово со своим поклонником; здесь был тайный умысел, но какой — этого он еще не разгадал. Видя, что переговоры заканчиваются, Телемак де Сент-Беат ушел потихоньку и возвратился в комнату Инезиллы. Здесь он прождал около четверти часа, но субретки все еще не было. Из окна видно было, как госпожа Бигон продолжала стоять у окна и наблюдать за происходившим в комнате. Кавалер начал жалеть, зачем удалился так скоро; в разговоре беседующих, очевидно, что-то произошло.
Вдруг окно с шумом распахнулось, и Инезилла так стремительно вскочила в комнату, что кавалер едва успел спрятаться. Субретка торопливо зажгла лампу и начала прислушиваться к тяжелым шагам на лестнице Каспара д'Эспиншаля. Эрминия сама провожала его со свечой в руке.
