Вера Хенриксен - Сага о королевах
К тому времени я хорошо знала Олава и понимала, что отказать ему будет самым глупым, что можно сделать.
— Почему? — удивился я.
Вопрос оказался столь неожиданным для Астрид, что она ответила, не подумав:
— Потому что тогда она могла бы стать чем-то большим для конунга, чем простая наложница.
Я промолчал — ведь я узнал, что хотел.
А королева продолжала:
— Я заметила Олаву, что уж если он хочет дать мне служанку, то сначала я должна посмотреть на нее. Конунг ответил, что в этом нет необходимости. Кроме того, он уже сказал девушке, что она пойдет ко мне в услужение.
— Вот как? Так ты, наверное, сказал ей, что она будет делать? — спросила я.
— В этом нет необходимости, — еще раз уверил меня конунг, — она будет делать все, что ей прикажут.
— Ну, если ты так уверен, то тогда конечно.
Он внимательно посмотрел на меня. Но я была серьезна и ничем не выдала себя. И вечером ко мне в палаты пришла Альвхильд.
Я спросила ее, откуда она родом и где раньше служила. И я получила исчерпывающий ответ, даже на те вопросы, которых не задавала.
Девушка бросилась на колени, залилась слезами и поведала мне свою ужасную историю. Что ее захватили в плен в усадьбе ее отца в Западной Англии, изнасиловали и привезли в Норвегию. В этом я ей поверила. Но затем она рассказала, что в Норвегии ее сделал своей наложницей один ярл, который был очарован ее красотой. Но она изо всех сил боролась против его желания. Поэтому он продал ее одному бонду из Босса, который тоже обращался с ней очень жестоко. И конунг Олав, добрый и могущественный, спас ее.
Это было уж слишком, и не только потому, что она восхищалась добротой и благородством конунга Олава. В Норвегии не так уж и много ярлов, и речь могла идти либо о Свейне, либо об Эйрике, либо о Хаконе сыне Эйрика. А все они в последний раз были в Норвегии семь зим назад. Кроме того, вряд ли кто-нибудь из ярлов стал бы считаться с желаниями рабыни.
Но тем не менее я взяла ее в услужение. А конунг Олав по-прежнему делал все возможное, чтобы я не обнаружила их связь. Оказалось, что девушка была не только обманщицей, но и глупой пустышкой. Ей понадобилось совсем немного времени, чтобы испортить с конунгом отношения. Альвхильд не умела держать язык за зубами. Она так гордилась положением наложницы Олава, что всем об этом рассказывала. И не могла удержаться, чтобы не приукрасить правду. Она уверяла служанок, что конунг ни в чем не может ей отказать и беспрекословно выполняет малейшее ее желание.
Мне все это передавали. И не успели мы доехать до Трондхейма, как конунгу тоже донесли о ее рассказах. Однако ко мне Олав пришел, только когда мы уже приехали в королевскую усадьбу в Трондхейме.
Он, наверное, понял, что слухи могли достичь и моих ушей.
Ему было не особенно приятно рассказывать мне о наложнице, но сделал это он с большим достоинством.
— Может быть, ты уже об этом слышала, — добавил он.
— Да, я уже обо всем знала в Боссе.
— Так почему же ты мне ничего не сказала? — подскочил конунг — он начал понимать, что выставил себя на посмешище.
— А почему я должна была об этом говорить? Я не так глупа, чтобы думать, что все россказни о тебе — правда. Тем более из ее уст.
— А что она болтает? — тут же попался Олав.
— Ну, если тебе самому это неизвестно, то и я не буду ничего говорить.
— Я не уверен, что мои подданные рискнут когда-нибудь рассказать мне об этом.
— Может, и так, — сухо ответила я. Он неуверенно и с мольбой посмотрел на меня. Но мне было совсем его не жалко, тем более что он сам обманул меня и заставил взять свою наложницу в услужение. Он сам выставил меня на посмешище перед дружиной и священниками.
С того дня он больше не прикасался к Альвхильд. Правда, он и не отослал ее из усадьбы, но только потому, что она ждала ребенка. И Олав решил подождать до родов. Девушка была в полной растерянности, когда поняла, что конунгу больше нет до нее дела. Мне самой пришлось о ней позаботиться, потому что ведь она ждала не чьего-нибудь ребенка, а конунга.
Сам Олав был занят другими делами в ту зиму.
Епископ Гримкель вернулся из Саксонии и привез с собой священников и послание от архиепископа Урвана. И Олав вместе с ним обсуждал новые законы.
Зимой конунг вместе с епископом Гримкелем отправился на тинг в Фросту.
Мы с епископом Сигурдом остались в Трондхейме. Олаву же больше подходило общество льстивого Гримкеля.
Весной Альвхильд разрешилась сыном. При родах присутствовали мои служанки и священник. Они и рассказали мне, что роженица очень мучилась, и сначала даже боялись, что ребенок родится мертвым. Но к счастью, все обошлось, и они тут же послали за Сигватом Скальдом. Все считали его самым близким конунгу человеком и хотели, чтобы Сигват сам разбудил Олава и спросил, какое имя дать его сыну при крещении. Мальчик был так слаб, что священник хотел крестить его, не откладывая. Но Сигват сказал, что уж лучше он сам даст имя ребенку, чем осмелиться разбудить конунга. Малыша окрестили Магнусом в честь короля Карла Магнуса. Сигват был уверен, что Олав останется доволен выбором имени.
Конунг действительно был рад услышать, что у него родился сын, но не знал, как поступить с Альвхильд. И он решил посоветоваться со мной.
Я ответила, что если наложница ему больше не нужна, то будет лучше всего отдать ее замуж за кого-нибудь из дружинников конунга. И я предложила заняться воспитанием Магнуса, как только он немножко подрастет и сможет обходиться без матери.
Вскоре конунг решил, что мать Магнусу больше не нужна. Он выбрал для ребенка кормилицу, а Альвхильд выдал замуж за одного из своих воинов. Она приходила ко мне перед своим отъездом, плакала и просила простить ее. Она сказала, что я была к ней очень добра.
Вскоре после ее отъезда ко мне пришел по поручению конунга епископ Сигурд. Он сказал, что Олав признает свою ошибку с наложницей и просит его простить.
Он прекрасно понял причину моего веселья, когда я вдруг начала смеяться после его речи. Епископ очень рассердился и сказал, что во всем виновата я сама. Что я оттолкнула Олава и что он взял себе наложницу, потому что я перестала делить с ним постель. Я ответила, что никто не запрещал Олаву вернуться туда. Сигурд ответил, что запрещать необязательно, можно оттолкнуть человека и по-другому.
Я ответила, что не понимаю, о чем он говорит.
И я никогда ни единым словом не попрекнула конунга и не обмолвилась, что он взял себе наложницу. К тому же, я приняла на себя заботу о его сыне. И я собиралась стать для мальчика хорошей матерью.
— Королева Астрид, — резко сказал епископ, — ты все сделала так, чтобы другая женщина родила тебе сына?
