Георг Борн - Евгения, или Тайны французского двора. Том 1
Долорес надо было собраться с последними силами, чтобы перенесли все испытания, навалившиеся на нее. Но последний удар, нанесенный ей Евгенией, окончательно добил ее — Долорес содрогалась при мысли о словах графини. Ради Олимпио она принесла в жертву себя и отца, и он же, Олимпио, в то же время изменил ей.
Этого не в состоянии было спокойно вынести уже и без того изболевшееся сердце девушки. Долорес не хотела верить в правдивость слов графини, она то опасалась чего-то и лихорадочно дрожала, то опять светлые надежды озаряли ее — во всяком случае, она решилась повидаться с Олимпио, и у него у самого узнать то, что так несказанно мучило ее.
Когда вечером старый смотритель замка, окончив в последний раз свои занятия, сидел грустный и задумчивый, к нему подошла неслышными шагами Долорес. Он и без слов понял то, что она хотела сказать. С несчастным видом он протянул ей руку — Долорес вывела своего отца из комнаты и вместе с ним оставила замок.
Когда при выходе старый смотритель еще раз обернулся, чтобы навсегда проститься с любимым жилищем, Долорес увидела навернувшиеся на глаза слезы, ее сердце готово было разорваться от боли, и она судорожно показала рукой на окно, в котором показалась фигура прекрасной графини.
— Горе тебе, — едва слышно прошептала несчастная девушка, — ты лишила меня последнего, единственного счастья. Ты, знатная и богатая, достигнешь той славы, которой добиваешься, но никогда не быть тебе счастливой. Горе тебе! Я бедная и бездомная — и тебе придется со временем бродить, подобно мне, без отдыха и покоя, покинутой твоими друзьями.
Но слова эти, в которых несчастная излила всю свою накипевшую боль, не долетели до ярко освещенных, высоких окон. Там, наверху, все предавались наслаждениям и безмерному веселью, и прекрасная графиня не подозревала, что слова несчастной, изгнанной Долорес оправдаются.
Долорес, взяв за руку своего старого, слабого отца, скрылась с ним в тишине царившей ночи.
Все было тихо в маленькой квартире смотрителя замка; и розы, посаженные Долорес, грустно поникли.
XIII. АББАТСТВО В ГОРАХ
— Отворите нам скорее, почтенный старец, нам нужно войти! — громко приказал офицер, закутанный в плащ, и со всей силой постучался в ворота старого уединенного монастыря Санта-Крус. Возле офицера стоял дон, одетый в военную шинель, с. бледным лицом и с белой повязкой на голове, между тем как на заднем плане, возле низких уродливых пиний, испанских сосен, столпились шесть солдат королевского войска.
— Кто вы и зачем стучитесь в такую пору? — спросил густой голос за старой, высокой монастырской стеной.
— Мы из королевской армии, брат привратник, но не расспрашивай, а отворяй! Мы привели с собой раненого.
— Святой Бенедикт, что за времена-то настали! Погодите немного, господа! Я сперва должен спросить благочестивого патера Целестино.
— Черт возьми! Ты глупец, старик! Разве благочестивого Томаса, графа Маторо, нет в аббатстве?
— Благочестивый брат спит и беспокоить его нельзя, — возразил привратник.
— Так вы смело можете разбудить его и доложить, что генерал Нарваэс, тяжело раненный в лоб, немедленно желает видеть его.
— Я иду, милостивые государи, — поспешно проговорил монах, и вскоре шум торопливых шагов его замер на монастырском дворе.
— Нам нужно еще сегодня ночью захватить их, — тихо сказал Нарваэс своему адъютанту, рассерженному медлительностью привратника, — удобней случая нам ожидать не следует. Я родственник графа Маторо со стороны матери, поэтому он не откажет нам в содействии, а те три офицера с удовольствием отдохнут тут несколько часов, так как мы хоть и порядочно утомили их, но и сами утомились.
— Маркиз ранен!
— Клянусь честью, они отчаянные храбрецы, — произнес Нарваэс, — я был уже почти уверен, что они в моих руках. Сколько человек осталось у нас?
— Шесть, господин генерал.
— Так, стало быть, в сражении убито десять человек! Дон Олимпио Агуадо поистине Геркулес.
— Маркиз де Монтолон, с которым вы сражались, господин генерал, не уступает ему в силе, а третий увертлив, как кошка. Кажется, как будто он прирос к лошади. Я никак не мог попасть в него.
— Мы тут в монастыре завладеем ими, — сказал Нарваэс, — они должны попасть к нам в руки, или в Мадрид привезут мой труп. Я клялся в этом королеве!
В то время как оба офицера ожидают у монастырских ворот возвращения привратника, мы можем воспользоваться минутой, чтобы осмотреть местность.
Аббатство и монастырь Санта-Крус находились в Гвадарамских горах, а именно там, где горная цепь между Дуэро и Ксалоном тянется на север. У подножья этих непроходимых и покрытых вечным снегом гор простирается густой лес — чем выше поднимаешься, тем беднее становится растительность, а вокруг монастыря не видно ничего, кроме уродливых пальм и пиний, а также голых и пустынных гор.
В этой-то неприветливой части гор и находился старинный монастырь, у ворот которого мы оставили Нарваэса, его адъютанта и шесть солдат, которые с трудом взобрались по крутым утесам, таща за собой лошадей. Нарваэс и его адъютант в борьбе с тремя предводителями карлистов лишились своих коней.
Несколько пиний окружали монастырь Санта-Крус, в котором жили монахи-бенедиктинцы. За стеной находилось, кроме монастыря с большой церковью, еще аббатство, при котором жил благочестивый граф Маторо, человек богатый и старинного знатного рода. На содействие этого-то графа Нарваэс и рассчитывал в своем нынешнем затруднительном положении.
Наконец за старой стеной послышались торопливые шаги, приближавшиеся к воротам.
— Ну, доложили ли вы о позднем госте, благочестивому графу? — спросил адъютант.
— Аббат Томас просит его к себе, — ответил привратник и с шумом повернул ключ в маленькой железной двери.
— Вы будете вознаграждены за труд и причиненное вам беспокойство, мой друг, — сказал Нарваэс, когда дверь отворилась и монах почтительно поклонился ему, — впустите в монастырь тех шестерых моих солдат и накормите их и лошадей.
— Святой Бенедикт! Шесть солдат с лошадьми — у нас тут нет конюшни, милостивый государь, — возразил брат-привратник.
— Но вы должны принять их и укрыть так, чтобы они были не видны во дворе, в том случае если приедут другие гости, — повелительно произнес Нарваэс. — Это должно быть так, монах, вот возьмите! — И он подал привратнику полный кошелек.
— Я всеми силами постараюсь уладить это дело, милостивый государь, — уверял монах, обрадованный щедрым подарком. — Помещения на заднем дворе у нас довольно вместительные. — И он кивнул солдатам, чтобы вводили во двор своих лошадей.
