Александр Красницкий - В дали веков
– Бьем тебе челом, князь наш, свободным вечем избранный! – начал самый старый из них. – Пусть хранить тебя Перун многие лета! От лица всего народа славянского приветствуем мы и тебя, и жену твою! Сделай нам милость: явись на вече, покажи лицо народу твоему и прими от нас смиренные дары наши!
– Благодарю тебя, старик, – громко заговорил Рюрик, – принимаю за истину я речь твою и верю, что через тебя говорит со мной весь народ. Буду я сейчас на вече вашем и приму там дары, вами приготовленные!
Все это было произнесено таким властным тоном, что старейшины не нашли сразу ответа. Они только низко кланялись князю, не смея даже сесть в его присутствии на скамьи своих ладей. Каждый из них нутром чуял в Рюрике грозную, несокрушимую силу, с которой бороться было уже теперь невозможно.
Сам же Рюрик после того, как ответил на приветствие послов, не сказал им более ни одного слова. Они как будто перестали существовать для него. Теперь князь ласково говорил с окружавшими его начальниками отдельных дружин.
Тем временем несколько ладей с вооруженными дружинниками обогнали ладью Рюрика и первыми пристали к пологому берегу Волхова, откуда можно было войти прямо в Нов-город. Легко поднялись они в гору, не совсем вежливо расталкивая толпившийся народ. Сначала это не понравилось новгородцам, но вид закованных в железо варягов сразу же успокоил чересчур вспыльчивых.
Наконец наступил самый торжественный миг.
Первый русский князь сошел со скандинавской ладьи на ставшую ему вторично родной землю.
И Рюрик преобразился. Лицо его запылало восторгом, в глазах заблестел огонь радости.
– Родная страна, – воскликнул он вдохновенно, – приветствую тебя! Снова вступаю я на родимую землю. Не прежним изгнанником, не враждебным пришельцем прихожу я к тебе, а полновластным властелином твоего народа и верным твоим сыном. О всемогущие боги! Снова примите мою клятву, как некогда принимали вы другую. Клянусь я все силы свои употребить для блага ильменской страны. Клянусь возвысить ее на славу векам. И служить буду ей, насколько сил моих хватит. Не будет неправды при мне в родах славянских, и засияет в них правда ярче солнца. Все, все тебе, родная страна. Отныне не варяг я, не норманн, не пришелец я тебе, а твой верный и первый слуга, преданный сын! Горе тем, кто осмелится обидеть тебя, – есть отныне у тебя защитник.
С изумлением слушали окружающие эту несколько беспорядочную речь; но более всего поразило всех горевшее восторгом и воодушевлением лицо Рюрика и крупные капли слез, навернувшиеся на его глаза.
– А теперь – на вече! – громко сказал, подавив волнение, Рюрик. – Пойдем, покажем лицо свое нашему народу.
Он бодро шагнул вперед.
Двое слуг расстилали перед ним богатый ковер, а вокруг, как гул морских волн, неслись восторженные клики:
– Привет тебе, солнышко наше красное, надежда наш, князь великий!
16. РУСЬ ЕДИНАЯ
Прибытие князя, его первое появление пред народом, обращение к вечу – обращение гордое, надменное, какого вечевики и вообразить себе не могли, произвели невыразимо сильное впечатление на народ приильменский и в особенности на новгородцев.
Они до последней минуты воображали, что князь будет для Нова-города тем же, чем были до тех пор его посадники, и вдруг пришлось жестоко ошибиться.
– Да он на вече-то и внимания не обращает, как будто и нет его совсем, – толковали и в самом Нове-городе, и в родах.
– Верно, что знать его не хочет!
Но и это вскоре обратилось в пользу Рюрика.
– Одно слово – князь самодержавный, кого призывали мы и кого нужно было нам. С ним много шутить не будешь! – стали отвечать на замечания о надменности князя.
– А зато, как шел-то он к нам! – восторгалось большинство. – Именно, что солнышко красное! Какие ковры пред ним расстилали, чтобы ножек своих не запачкал.
– Так и быть должно. Не подобает князю нашему прямо по земле ступать сырой.
– А на вече-то? Ведь он один на помосте стоял.
– Верно, что один, у самого колокола!
– Наши старейшины на самой нижней ступени сбились и голоса подать не посмели.
– Где тут подать! Головой кивнул бы на виновного, и как не бывало его на свете белом!
– На то он и князь самодержавный! Никто ему перечить не смеет!
Этим последним доводом заканчивались обыкновенно все разговоры о новом князе. Новгородцы, а за ними и остальные ильменские славяне прониклись сразу же мыслью о неизбежной покорности единоличной власти, а так как это, по мнению большинства, могло вести только к общему благу, то особого неудовольствия в народе не было.
Но наибольшее впечатление произвел поклон Рюрика собравшимся славянам, а затем и то, что произошло после этого поклона.
В пояс поклонился князь своему народу.
– Народы приильменские, – сказал он, – к вам обращаюсь я со своею речью. Добровольно, без всякого понуждения избрали вы меня своим князем, обещаю я послужить на пользу вам, но знать вы должны, что ни с кем никогда отныне ни я, ни приемники мои не разделят данной вами же власти. Только единой властью силен будет народ славянский. Только в ней одной его могущество, поколебать которое никто не может. Да исчезнет с приходом рознь между вами, и да будете вы все как один, а один – как все. Сплоченные, скрепленные, будете вы расти и усиливаться на свою славу, во веки веков.
Слова эти произнесены были с особым выражением.
– Что он говорит-то такое, как это все – что один?
– Что же, в родах наших старшего не будет?
– Все это совсем непорядок! – загалдело вече.
– Хотим жить по-старому, как отцы и деды наши жили!
– Князь над старейшинами только! Пусть их судит, а мы по-прежнему. К нему только на суд идти будем.
– Пусть нас на войну только водит, да от врагов со своею дружиной обороняет, вот его дело.
– А в роды мы его не пустим!
– Не по-нашему – так и ссадим. Не таких выпроваживали.
– Сам Гостомысл нас уважал!
Вече забылось. Может, это была просто попытка крикунов заявить о себе, как это бывало раньше, при посадниках, может быть, и на самом деле вечевикам захотелось показать, что и они не последние спицы в колеснице нового управления, что они заставят князя разделить свою власть с вечем.
Но что произошло после этого, надолго осталось в памяти крикунов и послужило им хорошим уроком на будущее.
Рюрик, заслышав угрожающий гул голосов, выпрямился во весь рост, чело его нахмурилось, в глазах засверкал гнев.
Он властно протянул перед собой руку и указал на толпу.
В тот же миг добрая сотня прекрасно вооруженных дружинников бросилась туда, куда указал им вождь. Бряцая оружием, вклинились они в толпу. Натиск их был совершенно неожиданным. Вечевики растерялись и свободно пропустили их к тем, кто громче других выкрикивал угрозы князю. В одно мгновение крикуны были повязаны и подведены к помосту, где их ожидал уже Рюрик.
