Последняя из древних - Кэмерон Клэр

18

Весь короткий летний сезон Дочь и Струк питались рыбой и росли. Единственной их компанией были медведи, и Дочь старалась, чтобы Струк не замечал, как ей одиноко. Струк со своей стороны ничего не имел против отсутствия других семей. Его желудок был полон. Он чувствовал себя не более одиноким, чем прежде. На самом деле ему было даже хорошо. Можно было не беспокоиться о том, что его пнет нога, принадлежащая кому-нибудь из членов семьи; его место рядом с Дочерью было надежным, а наблюдение за медведями на другой стороне реки не переставало его развлекать. Воздух был теплым. Они спали, не закрывая клапана хижины, и ему нравился шум реки снаружи.

По утрам на их лица светило солнце. Они потягивались, зевали и гадали, каким будет день. Все живое вдоль реки благоденствовало – и Дочь, и медведи, и Струк. Много пищи – много возможностей. Доброе здравие порой позволяло зверю шире взглянуть на вещи. А еще вело к чрезмерной активности.

Дочь понюхала воздух и поняла, что большой медведь-самец замышляет недоброе. Она наблюдала, как он небрежно щелкает рыбу. Он уже съел так много, что теперь, рисуясь, старался только откусывать плавники, пролетающие перед его носом. Он затеял борьбу с молодым медведем на мелководье, но тот был слишком юн, чтобы с ним тягаться. Он прогнал от водопада других медведей, но и это было слишком легко и скучно. Дочь оттащила Струка от реки. Если начнутся неприятности, лучше не вмешиваться. Она отправила мальчика искать лесные орехи. Лучше всего, чтобы он был при деле.

Так что Дочь уже была настороже, когда заметила, как большой самец начал проявлять внимание к медведице, матери детенышей. Он поднял нос в направлении самки и многозначительно принюхался к ней. Она сделала вид, что не обращает внимания, и начала собирать вокруг себя молодняк. Она прекратила их возню, разняв их, и начала теснить в кусты. Но от самца медведя не так легко отделаться. Он еще сильнее повел носом в сторону медведицы.

Дочь знала: он проверяет, способна ли самка к деторождению. Медвежата родились только этой весной, ее молочные железы все еще были полны, и хотя детеныши ели рыбу, большую часть питания они по-прежнему получали от нее. А когда сильные медвежата питались таким образом, мать не могла забеременеть. Вся энергия ее тела шла на то, чтобы прокормить малышей. Вот когда они подрастут, она продолжит жить собственной жизнью. Может быть, захочет спариться с самцом.

Большому самцу не пришлось долго нюхать, чтобы выяснить всю эту историю. Но ему не хотелось ждать. Он заскрипел зубами и тяжело выдохнул. Потом бросился на медведицу, сильно толкнул ее головой, повалил на землю и попытался забраться на нее сверху. Но она была яростна, как всякая мать. Она вцепилась когтями в его блестящую шкуру и щелкнула зубами рядом с его шеей. Самый острый резец пришелся на нос, и она укусила. Он взвыл от удивления и отскочил.

Наступило перемирие, но всем было ясно, что долго оно не продержится. Медведица испуганно кинулась к детям, и Дочь поддалась тому же инстинкту.

– Ароо! – Она громко окликнула Струка и велела ему залезть на дерево. Если медведи начинали драться, семья уходила. Это было частью давнего соглашения, благодаря которому сохранялся мир между двумя группами, обе из которых были достаточно сильны, чтобы позволить другим на время стать хозяевами положения. Если бы драка случилась в семье, медведям пришлось бы вернуться в заросли. А теперь очередь семьи очистить территорию. Обычно они делали это, забравшись высоко на деревья. Не столько потому, что там они были в безопасности, сколько для того, чтобы показать, что землю они уступают медведям.

Дочь быстро вскочила на ближайшую ветвь смотрового дерева. Она стала карабкаться выше, цепляясь руками и ногами, и делала это с азартом. Даже несмотря на растущий живот, она свободно перепрыгивала с ветки на ветку. Лето было сезоном больших страстей для рыб. Чтобы подняться вверх по реке, они рисковали всем, что у них было: их сердца, чешуя и жизнь были брошены на скалы речных порогов. Но для Дочери это время, проведенное на месте встречи, было печальным. Конечно, она была рада, что с ней не стали драться – или, хуже того, не убили – за территорию семьи. Но спокойствие обошлось очень дорого. Никто не становился в позы, не играл мышцами. Никто не демонстрировал своих желаний и не устраивал публичных совокуплений, к которым несколько дней шло дело. Не было ни танцев, ни стонов, ни драк. Ее сердце ни разу не затрепетало.

Хотя назревавшая драма не имела отношения к семьям, это было веселее, чем удобная безмятежность, царившая на месте встречи. Она добралась до высокой ветки, обзор с которой был особенно хорош. Присев в развилке, она отломала несколько густых веток, заслонявших зрелище. Она видела, что медведь атакует самку. Он делал это с явной целью: отрезать мать от детенышей. Если ему это удастся, он убьет их.

Дочь знала это, хотя никто ей не рассказывал. У нее было много общего с медведями. Она знала их обычаи так же хорошо, как обычаи собственной семьи. Медведи, как и она, чувствовали голод и жажду. Как и она, они ели и испражнялись. А еще они хотели спариться, как и она. Их главные жизненные побуждения были одинаковы, а без этих побуждений и медведи, и семья перестали бы существовать.

Девушка знала эту игру и знала, что ей лучше оставаться в стороне. Этот медведь-самец удовлетворил свои потребности в воде, еде и отдыхе. И теперь хотел спариться. В тот день на месте встречи была только одна жизнеспособная самка. Убив детенышей, он мог надеяться, что мать обратит на него внимание.

Медведица была сильной и при этом хорошим бойцом, что убедило медведя в том, что его усилия не бесплодны. Чем яростнее она боролась, тем яснее было, что его будущему потомству повезет с матерью, и тем решительнее он стал добиваться своего. Он не пытался убить медведицу, но причинял ей боль. Оба приподнялись на задних лапах и вцепились друг в друга. Она повернула свою большую голову и цапнула его за челюсть. Он воспользовался тем, что она покачнулась, и ткнул ее сгорбленным плечом. Оба растянулись на песке и скатились на мелководье.

Дочь была захвачена запахами и звуками, громким ревом самки и рычанием самца. Запах молока смешивался со зловонием страха и борьбы. Вскоре их шкуры свалялись от слюны. Их мышцы утомились, и они, споткнувшись, покатились вдоль прибрежного мелководья. Кровь на зубах одного зверя, песок в глазах другого. Порванное ухо. Сломанный коготь. Скоро это каким-нибудь образом разрешится.

С оглушительным всплеском они вкатились в реку. Самец всем своим весом грохнулся поверх медведицы. Ее толкнуло вбок, на глубокое место. Она гребла, пытаясь выплыть, но ее утягивало течением. Самец понял, что это его шанс. Он выскочил из воды и бросился на медвежат. Они с тревогой следовали по отмели вслед за матерью и теперь разбегались в разные стороны.

Тут раздался еще один рев. И он шел из кустов.

Сначала Дочь подумала, что ревет другой медведь – это был такой же низкий, горловой рык. Она вгляделась, чтобы понять, не вернулась ли медведица, но ее унесло довольно далеко вниз по течению. Хотя она гребла изо всех сил, Дочь видела, что самка только-только подплывает к водовороту и все еще пытается выбраться. Если в кустах ревела не она, то что там еще за медведь? Такого Дочь еще никогда не видела. Медведи обычно жили поодиночке. И не лезли в чужие дела.

Так кто же ревет и колышет листья в зарослях? Дочь прищурилась и вывернула шею, чтобы лучше видеть. Она увидела машущую палку, а затем раздвигающиеся кусты. Из зарослей выскочил Струк.

Струк размахивал палкой и вопил, обращаясь к двум медвежатам. Он рявкнул на них, как будто был их матерью, приказывавшей им держаться подальше. Потом поднял палку и указал на беснующегося самца. Он оскалил зубы и выпучил глаза. Скорчив яростную гримасу и размахивая руками над головой, он двинулся к медведю. Дочь почувствовала, что сердце у нее оборвалось и, упав с дерева, покатилось к реке. Она хотела подбежать и схватить мальчика, но понимала, что не успеет. Медведь мог броситься на детенышей молниеносно.