Александр Крашенинников - Слуга злодея
— Да как их отнять! — перебил Белобородов, капая с картошки на штаны. — Вить они людишки Демидова, а Демидов зело силен…
— А мы сии деньги выкупим, — сказал Вертухин и поманил Белобородова пальцем на кухню.
Белобородов, очарованный силою десяти тысяч рублей, потерял над Вертухиным всякую власть и на кухню за ним пошел, яко овца.
О чем вполовину голоса говорили Вертухин и Белобородов на кухне, они никому не сказали, но часом позднее Вертухину уже запрягали в сани двух добрых лошадей. Вертухин спешил — промедление было для его дела губительно.
В команду ему дали верного Кузьму и для охраны обоих — шерстяного Рафаила.
В карманах Вертухина лежали пашпорта русский и аглицкий да расписка братьев Черепановых, отца и сына, в получении от господина Лазаревича одного гривенника. В довольствие Белобородов дал своему посольству вареную свиную ногу и медный екатеринбургский рубль.
Как хочешь, так и крутись.
Глава двадцать седьмая
Черепановы и паровоз
На Выйском медеплавильном заводе в Нижнем Тагиле строили вторую паровую телегу. Первая уже была пущена на колесопроводы длиною более четырехсот сажен. Многажды спорили о ширине колесопроводов: делать шире, нежели у англичанина Стефенсона, или такие же. «На хрен шире!» — сказал наконец Николай Демидов и обрубил сии непристойно затянутые споры. Русский хрен оказался длиною пять вершков, да и паровая телега перевозила не только пассажиров, но также руду либо железо. Вместо сорока пассажиров она могла взять двести пудов руды. Уравнивать людей рудою англичанам не приходило в голову да и колесопроводы у них были на хрен уже, посему в умах тагильчан паровая телега Черепановых даже не брала стефенсонову пароходку в соперники.
Сотни людей сходились к Выйскому заводу со всего Тагила, дабы поглядеть на самоходную деревянную бочку. Чудовище молотило железными суставами, пыхтело, плевалось, дымило и сеяло искры. Оно было страшнее самого большого в здешних местах медведя-шатуна.
И оно двигалось, да так немилосердно, что стонали чугунные рельсы и стук стоял по всему городу. Этот Змей Горыныч тащил за собой двести пудов и обгонял бегущего человека!
Куры перестали нестись, да не только на Вые, но и на Гольянке в пяти верстах от завода. У коров пропало молоко. Собаки не спали круглые сутки.
И когда у плотинного мастера Верещагина закудахтал петух, мастеровые бросили работу и послали к Демидову делегацию с нижайшей просьбою вернуть на Выю конную тягу. Демидов, однако, к тому времени в Италию уехал.
Находясь в прямом несчастии, заводские прирезали кур и завели гусей. Коровы, как выяснилось, просто понесли от трубы паровой телеги. Собаки меж тем успокоились сами собой.
Так закончились первые в России рабочие волнения. Правда, утихли они ненадолго.
Черепановы получили две тысячи рублей награды сверх жалованья, построили дом в манере раннего классицизма с ажурным балконом, но с голубыми наличниками по деревенской моде и принялись за вторую самоходную телегу.
Старший, Ефим, к той поре утомился жизнью, ослабел зрением и начал понемногу отходить от дел. Главным стал Мирон, человек малого роста, рыжий, конопатый — истинно летнее солнышко в суровых уральских краях.
Мирон родился под доменной печью и долго не брал материнскую грудь, находясь в рассуждении, что в ней мало железного вкуса. К двенадцати годам он стал так знатен в искусстве механики, что давал уроки однолеткам, как сделать, чтобы настенные часы ко сну отставали, а утром, к пробуждению, вообще останавливались.
Женившись, Мирон народил четырех детей — трех девок и одного парня, — но жил больше не с женою Евдокией, а с паровыми телегами. К тридцати годам он уже побывал в Санкт-Петербурге, в Швеции и Англии и нашел, что санкт-петербургским механикам до уральских, как кобыле до паровой телеги Черепановых. При упоминании о шведских Мирон только закрывал рукою рот, дабы не расхохотаться. Признавал он единственно Стефенсона, — поелику стефенсонова пароходка перевозила целых сто восемьдесят пудов людей, всего на двадцать меньше, нежели его паровая телега. Но он хотел превзойти самого себя, а посему спал в обнимку с отковкой для рычага управления и умывался водой из парового котла.
Его жизнь и его смерть сидели рядом на его новой паровой телеге.
Добрым ясным утром 20 января 1774 года два мещанина Иван Безумнов и Аммос Безухов вышли подышать угольным перегаром Выйского завода. На Безумнове были толстенный тулуп, валенки и баранья шапка с ушами до плеч. На голове Безухова сидели три войлочных колпака для доменных работ, он был укутан в ватное одеяло и походил на копну с вороною наверху. День случился выходной, а в такие дни за малостью домашних работ они просиживали время до той поры, пока задницы у них не примерзали к лавкам.
Они сели у дома Ивана Безумнова, оглядывая родные места. Заводов и рудников в Нижнем Тагиле было больше, чем в иной губернии оврагов. Сбоку за домами шумел железоделательный завод, а внизу под ними молотила одну и ту же работу паровая телега Черепановых, с жалобами и стонами таская из Выйского рудника медную руду.
Иван Безумнов и Аммос Безухов каждый день приходили наблюдать драматическую борьбу пароходки с несколькими сотнями саженей чугунной дороги. Финал им никогда не был известен. Иногда пароходка застревала посередине, иногда сходила с чугунных реек в конце пути, иногда кончался пар.
— Жрать мало дали, — говорил Иван Безумнов.
— Кому? — спрашивал недогадливый Аммос.
— Человеку в бочке сидящему. — Иван Безумнов хохотал мелко и противно, как бес. — Рычаги крутить устал!
Но сегодня пароходка бегала исправно. Без шуток, работала, как табун лошадей.
— Лет через двадцать мы поедем на такой телеге в страну Турцию, — сказал Аммос Безухов.
— Через башкирские и татарские степи?
— Ну да.
— А в Санкт-Петербург не поедем?
— Не поедем.
— Это почему?
— До Санкт-Петербурга на паровой телеге не доехать. Ее по дороге на части разнесут, дабы разобраться, как устроена. А собрать не смогут.
Аммос Безухов поднял к глазам руку в меховой рукавице, загораживаясь от низкого северного солнца.
— А кто это, Иван, бегает рядом с телегой туда и обратно?
— Это Мирон Черепанов. Он хочет понять, как работает сие изобретение.
— Да ведь он же эту телегу и построил!
— Он ее построил, а как она работает, понять не может. Он следит за телегой день и ночь. Видать, надеется, что она ему скажет.
— Экие ты сказки говоришь, Иван. Вот ежели я сделал топорище, я знаю, куда его всунуть и как оно работает.
