Альберто Васкес-Фигероа - Сьенфуэгос
Поразмыслив, она пришла к заключению: раз уж адмирал заверял, что Сан-Себастьян на Гомере — последний порт по пути на запад, наверняка он зайдет в этот же порт на обратном пути, и потому у Ингрид вошло в привычку вставать каждый день чуть раньше рассвета, чтобы подняться на высокую скалу и осмотреть горизонт в поисках трех старых кораблей, что вернут ей чудесное тело и неповторимые глаза возлюбленного.
Она проводила на скале долгие часы, глядя на море или в книгу, чтобы изучить язык, на котором надеялась однажды высказать все таящееся вна душе. Как ни странно, но за долгие месяцы разлуки пожиравший ее душу огонь так и не погас; напротив, прежняя примитивная страсть обернулась теперь столь глубокой любовью, что муж всерьез начал опасаться за ее здоровье и рассудок.
Она почти ничего не ела, не сходящая прежде с лица нежная улыбка, ее главное украшение, навсегда исчезла, а бессонные ночи оставили под глазами темные круги.
Капитан любил ее, как никогда прежде.
Та легкость, с которой однажды ночью Ингрид сказала мужу, что готова отказаться от титула, положения в обществе и состояния ради того, чтобы разделить жизнь с неграмотным, всеми презираемым и нищим пастухом, лишь помогла виконту утвердиться в мысли, что ему повезло жениться на исключительном создании, и потому он не может позволить себе роскошь от нее отказаться.
Он оставил шпагу и арбалет, решив вместо них вооружиться любовью и терпением.
Находись он в столице и став предметом критики и злословия со стороны закостенелого и непримиримого общества, возможно, капитан повел бы себя по-другому, но живя на границе обитаемого мира и зная, что стоит ему потерять эту неповторимую женщину, и весь остаток жизни он проведет в скитаниях по лесам и горам в поисках воспоминаний, он понял, насколько жена важна для его будущего, и решил проглотить гордость и попытаться спасти брак, без которого всё остальное окажется бессмысленным.
Больше он никогда до нее не дотрагивался.
Капитан оставил ее в одиночестве в огромной супружеской спальне, а сам удалился в одну из башен с видом на море, где провел много бессонных ночей, глядя на балкон — там часто стояла Ингрид, с тоской глядя на море. Как он завидовал этому жалкому ублюдку, не имевшему ничего, кроме ее любви, за которую он готов был отдать все, даже жизнь.
Иногда по ночам его обуревало желание запереть изнутри массивную дубовую дверь и выбросить ключ в сад, чтобы избежать безумного искушения пройти по темным коридорам и комнатам, проникнуть в прохладную спальню и вновь погрузить лицо меж бедер, скрывающих единственный знакомый ему рай. В те месяцы виконт де Тегисе как никогда прежде показал себя закаленным человеком, стойко дожидаясь того дня, когда его пригласят вернуться в супружескую спальню.
Если у кого и были причины уповать на то, чтобы экспедиция по открытию Нового Света окончилась сокрушительным провалом и ни один ее участник не вернулся домой, так это у всемогущего капитана Леона де Луны, владетельца «Ла Касоны», хозяина половины острова Гомера и родственника короля Фердинанда по материнской линии.
А если кто и молился денно и нощно, чтобы эта безумная экспедиция достигла успеха или хотя бы все ее участники вернулись домой целыми и невредимыми, так это его супруга Ингрид, которая начала регулярно посещать церковь, где бедный дон Гаспар из Туделы прилагал все усилия, чтобы, насколько это возможно, хотя бы частично загладить свою вину, проклиная себя за непростительную слепоту, приведшую к его собственной опале и бесчестию молодой прихожанки.
Однажды в солнечное апрельское утро команда прибывшей из Малаги каракки принесла известие, что два из трех кораблей эскадры Колумба вернулись в Кадис, где моряки рассказали об открытых ими новых прекрасных землях и о том, что теперь не подлежит никакому сомнению — Земля действительно круглая, а Гомера и Иерро — вовсе не край света.
Впервые с того дня, как ее возлюбленный покинул остров, виконтесса вернулась к лесной лагуне, разлеглась на траве в том самом месте, где они дарили друг другу минуты счастья, и долго говорила с ним, как делала почти каждый день, словно их не разделяли огромный океан и языковой барьер. Сейчас она просила у него совета, что теперь делать. Немка всегда считала Сьенфуэгоса своим защитником, несмотря на то, что была значительно его старше, сильнее и опытнее. Но, в конце концов, она была влюбленной женщиной, а он всегда будет ее мужчиной.
Вернувшись домой, она отыскала мужа в выходящей на море башне и без каких-либо предисловий заявила:
— Я уезжаю.
Капитан Леон де Луна, сидящий у камина с двумя огромными догами, примостившимися у его ног, отложил книгу и, жестом пригласив жену сесть, совершенно спокойно спросил:
— Куда?
— В Севилью.
— Если ты уедешь, я отправлюсь за тобой. Так мне гораздо проще найти этого ублюдка, а как только я его обнаружу, то убью, — он пристально посмотрел на жену. — Ты ведь знаешь, что я это сделаю, правда?
— Да. Знаю, что попытаешься, но я все равно должна уехать.
— И не думай, что я с этим соглашусь, — твердо ответил капитан. — Я никогда не представлял, что буду так мучиться, и даже готов выждать время, пока у тебя не пройдет эта одержимость, но честь не позволит мне разрешить тебе с ним воссоединиться. Клянусь, ни один из вас не доживет до встречи.
— Я не хотела доставить тебе страдания, — мягко ответила Ингрид. — Ты достойный человек и щедрый муж, но есть вещи, с которыми невозможно бороться, и это тот самый случай.
— Ты его забудешь.
— Вряд ли. Я и сама бы этого хотела, но сомневаюсь в этом.
— Я постоянно задаю себе вопрос, что ты в нем нашла такого, чем он тебя обольстил — ведь он же почти животное.
— Ты ошибаешься. Он — самое нежное создание на свете, только тебе этого не понять. — Виконтесса медленно поднялась и направилась к выходу. — Я лишь просто хотела поставить тебя в известность, чтобы ты не чувствовал себя опять обманутым: я сделаю всё, что в моих силах, чтобы снова быть с ним.
На мгновение капитану Леону де Луне, виконту де Тегисе, захотелось отдать собакам сухую команду, и те без колебаний растерзали бы его жену на куски, но в конце концов он лишь молча наблюдал, как жена вышла из комнаты, закрыв за собой дверь. Он много лет сожалел о том, что не поддался первому порыву, избавив себя тем самым от многих страданий.
Два дня спустя, когда немка сидела под старым деревом неподалеку от «Ла Касоны», погруженная, как обычно, в чтение одной из тех книг, что превратились в молчаливых свидетелей ее желания вновь встретиться с любимым, из леса вышел одетый как моряк худой человек в старой выцветшей шляпе и направился прямо к виконтессе.
