Макс Кратер - Последний еврей Багдада
"Тогда, — отвечала сама себе гречанка, — придется решиться на эту жертву. Придется расстаться с мечтами о строге, эросе и мании. Отец был для нее превыше всех этих лучезарных грез".
И еще одна мысль не давала ей покоя: ведь это именно она убьет человека. Конечно, не своими руками, но без нее он остался бы жить.
— Дочь, не то, чтобы я торопил тебя. Нам нужен взвешенный ответ, но если ты уже решила, то лучше сказать об этом сейчас, — отец заботливо оторвал от ствола алоэ переломленный пополам мясистый лист, а с обнаженных корней растения сорвалось несколько комочков земли. — Нам еще предстоит обсудить детали. Без тебя, конечно.
Как птенец резвой ласточки вспрыскивает крылышками и стремглав выпрыгивает из родительского гнезда, так и Агния соскочила с подоконника и вихрем понеслась к двери. В одно мгновение отчаянная амазонка распахнула ее и бросилась на улицу.
Элай устремился за дочерью, жестом дав понять остальным, чтобы оставались на месте. Когда он выбежал наружу, трепещущий силуэт был уже далеко. Еще секунда, и он вовсе скрылся за поворотом.
Аптекарь остановился. Дочь было не догнать. Он озадаченно смотрел ей вслед, по-прежнему осторожно сжимая в пальцах хрупкое растение. Его губы беззвучно шевелились, произнося слова проклятия — то ли в свой адрес, то ли в адрес богов. Разобрать было невозможно.
Аптекарь повернул назад. Как только за ним закрылась дверь, вытянутая тень, похожая на хищную птицу, соскользнула с дома напротив и полетела вслед за девушкой.
Грудь Агнии под тонким хитоном приподнималась в такт ритмично бьющемуся сердцу. Она стояла перед запертыми воротами Иштар. В бреду безудержного бега девушка даже и не вспомнила, что на ночь город даже в мирное время превращался в неприступную крепость. Теперь попасть в то единственное место, где гречанка могла сейчас почувствовать себя защищенной — в ее рощу у ручья, было нельзя.
Животные с башенных колонн смотрели на нее угрожающе. Они, — пронеслось в голове у Агнии, — убивали без колебаний. Но она же не зверь. Пусть даже этот человек — враг ее отца, а значит — и ее враг.
В отблесках звезд змеиные жала мушрушу, казалось, нащупывают запах добычи. Их скорпионьи хвосты были занесены для укуса, а мощные лапы когтями вгрызались в камни. Агния заворожено смотрела на них. Вдруг чья-то грубая рука обхватила ее за талию.
— Шпионишь, мерзавка, — неодолимая сила оторвала ее от земли и потащила в темноту подворотни.
В нос ударил запах перегара. Девушка попыталась закричать, но широкая ладонь с твердыми, шершавыми мозолями заткнула ей рот.
— Молчи дура, не то вся стража сбежится. А так только со мной… Развлечемся. Ничего с тобой не случится.
Гречанка попыталась укусить насильника, но лишь разодрала губу. Потное грузное тело придавило ее к земле. Свободная рука стала шарить под туникой. В отчаянии гречанка напрягла все мышцы и предприняла последнюю попытку сбросить с себя напавшего. Он даже не шелохнулся. Все пропало, пронеслось в голове у девушки. И в этот момент как будто сотни импульсов пробежали по конечностям навалившейся на нее туши. Из перекошенного рта бандита прямо на нее хлынула кровь. Агния потеряла сознание.
Глава XVI. Храм Иштар
Он другу сказал: "Я сигнала жду.
Когда из города наступать
Начнут британцы, ты дай мне знать,
На Северной церкви зажги звезду, -
Одну, если сушей, а морем — две.
Генри Лонгфелло, "Скачка Поля Ревира", пер. М. ЗенкевичаТонкая ткань скользнула вверх, на долю секунды обнажив изящную голень. Сандалии бесшумно упали по правую сторону от ступеней. Склонив голову, Агния шагнула вперед. Голые ступни ощутили холодок каменных плит. Посетительница храма Иштар едва заметно вздрогнула и вдруг в нерешительности обхватила себя руками.
Рябой служка окинул юное создание взглядом профессионального оценщика и растянулся в довольной улыбке. Он видел ее впервые. Дарительница была исключительно привлекательна. Широкий пояс, застегнутый на две ладони выше талии, подчеркивал уже оформившуюся грудь. Судя по скромной одежде, она не принадлежала к высшему обществу, но и невольницей явно не была. Во всем ее облике — в гордо расправленных плечах, плавной поступи — читалось достоинство, обычно несвойственное рабам. Такая могла принести храму достойную жертву.
— Прошу вот сюда, — служка призывно замахал ладонями, — вижу, вы в первый раз пожаловали к нам. Какая же радость, какое же счастье! Обещаю, Царица ночи[48] не оставит ваши мольбы без ответа. Сюда, вот сюда, ко мне пододвигайтесь ближе. Вы ведь пришли, чтобы принести жертву, не так ли?
Агния кивнула.
Когда она очнулась в своем саду на скамье в беседке, сквозь густую листву было видно, как в предрассветном небе неторопливо гасли звезды. Гречанка помнила, что с ней произошло, но не знала, как оказалась здесь. Когда она попыталась подняться, то увидела на тунике следы крови. На нее напали. Но что было после? В сознании остались лишь смутные образы: чьи-то густые черные вьющиеся волосы; она как будто парила над землей, и эти кудри щекотали ее щеки; еще был запах — сладкий аромат розового масла.
На ватных ногах девушка преодолела расстояние до дома. Умылась, сменила одежду. Решила, что рассказывать отцу о случившемся ни в коем случае нельзя. Он и так, должно быть, чуть с ума не сошел в эту ночь, разыскивая ее. А еще тут такое!
В спальне стояла изящная шкатулка красного дерева. Внутри — то, о чем раньше она и мечтать не могла — роскошный косметический набор из тех, что продаются за бешеные деньги недалеко от дворца — в лавках сразу за ювелирными рядами.
Все утро Агния просидела перед серебряным зеркалом. Ресницы подвела угольной пастой из жженых финиковых косточек, брови — экстрактом из чернил каракатицы. Губы покрыла помадой, которую привозят с севера, а там, по рассказам, изготавливают из маленьких, толстых и белых снаружи червей, живущих на стеблях акаций. Думать об этом было неприятно — помада немного горчила, но чего не сделаешь ради того, чтобы выглядеть неотразимой. Чувственный рот приобрел ни с чем несравнимый цвет — ярко красный, как маки, которые цветут в самом начале лета на полянах в долине реки рядом с оливковыми рощами. Такой цвет, — обещали велеречивые торговцы, рекламируя свой товар, — способен выжечь мужские глаза. В завершение — последний писк моды — покрыла соски золотым порошком. Теперь ее природная красота, искусно дополненная и тонко подчеркнутая, стала просто ослепительной.
Вот и служка, мало что кастрат, а пялился на нее по-настоящему, по-мужски.
