Луи Жаколио - Берег черного дерева и слоновой кости
Скажем теперь кое-что о несчастной экспедиции, которой мы обязаны вышеприведенными сведениями. Токей прибыл 7 июля 1816 года в устье Заиры на судне, называемом «Конго», 17 сентября — болезнь, жертвой которой он сделался, вынудила его к отступлению: «Ужасное отступление, — писал он, — для нас даже бедственнее, чем отступление из Москвы». Это болезнь перемежающегося свойства имела некоторое сходство с желтой лихорадкой. Вероятно, она происходила от атмосферных условий и местных обстоятельств, в которых очутились путешественники, привыкшие к другому климату. Не на жару, собственно, они жаловались, но скорее на вредные испарения от стоячих вод. Воздух при устье Заиры на высоте, достигнутой Токеем, представляет две крайности гигрометрической шкалы. Этот переход от крайней сырости к крайней сухости, необходимо совпадая со значительными изменениями атмосферного электричества, также имел вредное влияние на здоровье экипажа. Сухость воздуха на несколько миль выше Иелальского водопада была так велика, писал Токей, что вывешенное мясо теряло в несколько часов все соки и было похоже на копченое мясо Южной Америки. Растения Смита высыхали в один день, тогда как в самом устье реки требовалась целая неделя, чтобы достигнуть тех же результатов. Окисление железа было немыслимо в этой стране, где термометр при восходе солнца обыкновенно показывал пятьдесят градусов, а в два часа по полудню — семьдесят.
Если бы экспедиция началась в половине мая, то есть в то время, когда прекращаются дожди, может быть смертность тоща не была бы так ужасна, и они успели бы дойти до верховьев Заиры и вернуться к ее устью прежде чем солнце перешло равноденственную линию, то есть до начала периодических дождей.
Матта-Замба — столица короля Гобби — расположена на левом берегу реки Конго в девяти днях ходьбы ниже того места, где неисследованная речка Кассанца впадает в эту реку. В столице находится от четырехсот1 до пятисот селений; каждое из них состоит из двух или трех дворов и обнесено плетнем из тростника, который служит также и для постройки домов, до того упрощенных, что их можно сооружать в несколько часов. Дверь в этих хижинах состоит из квадратного отверстия, как раз достаточного, чтобы одному человеку пройти; напротив двери бывает другое отверстие — немножко повыше от земли, служащее окном; оба отверстия закрываются на ночь плетенками из лоз.
Королевский дворец отличается от других строений только тем, что размером побольше, разделен на несколько комнат, имеет большую приемную залу, хорошо освещенную, довольно тщательно устланную плетенками и по стенам покрытую трофеями: оружием, трубками и человеческими черепами, обладатели которых были принесены в жертву великому Марамбе.
Черепа эти служили фетишами для Гобби и, по общему убеждению, ограждали жизнь его от мятежей, яда и злых духов.
Перед тронной залой, где властелин принимал своих сановников, находилась куча мелких камней, грубо изваянный идол из дерева, главный их бог Марамба, создавший мир, а под ногами его распростерт злой дух Мевуа, который дерзнул возмутиться против его власти.
Великий Марамба весь покрыт старыми кусками железа, скупленного у негров, перьями, разными тряпками, а на голове его возвышается одна из тех великолепных мохнатых шапок; которые при реформах 1834 года отняты у национальной гвардии и проданы гуртом торговцам на африканских берегах.
А Мевуя, хоть и злой дух, а все же нельзя и его прогневить лишением всякого украшения, а потому надели на него старую шляпу, порядком изношенную самим королем.
На службе великого Марамбы состоит целый штат гангов или жрецов, и ему же принадлежат по праву различные приношения, которые толпы народа приносят ему каждое утро.
Около кучи каменьев размещаются настоящей гирляндой низшие боги или фетиши, которые призываются на помощь в частных случаях, когда не считают нужным тревожить великого Марамбу.
У каждого из них была своя специальность: один из них исцелял лихорадки, другой — белую проказу или колотье. Вот этот исцелял горбатых, возвращал слух глухим, зрение — слепым, а тот выпрямлял кривоногих и всяких калек. Иной давал дождь, когда полям был он нужен.
Остальные делали безвредным укус змеи, отыскивали пропавшие или украденные вещи, и для всего этого достаточно было приложить к желудку или носить на шее какой-нибудь фетиш, вроде квадратной дощечки или тряпочки, которые были приложены гангами на большой палец ноги какого-нибудь почитаемого фетиша, смотря по той милости, которую желательно было получить.
Совсем иначе принимаются за дело, когда хотят отыскать украденные вещи.
Однажды в Матта-Замбе вор простер до того свою дерзость, что выкрал одного из фетишей у важного царедворца, именно фетиша, исцелявшего от побоев, а потому по своей специальности не обладающего силой противиться похищению, предметом которого сделался сам.
Для отыскания этого фетиша надо было обратиться к королевскому фетишу, имевшему силу обличать воров. С великой торжественностью идол был вынесен из дворца Гобби и поставлен на главную площадь. Столичные жители принялись выплясывать около идола, с надлежащим воем и ревом заклинать его, чтобы он заставил вора, в течение трех дней положить излюбленный фетиш в то место, откуда был украден, а в случае неповиновения, поразил бы смертью его и всю его семью.
Несмотря на усердные заклинания, вор ничего не возвратил, и ровно через три дня королевский фетиш был внесен во дворец с великой торжественностью.
На другой день в столице умер в ужасных конвульсиях какой-то молодой человек, и ганги, по всей вероятности, отравившие его для спасения чести своего идола, распространили слухи, что этот несчастный получил заслуженное наказание и что их бог отомстил за своего сотоварища, казнив вора смертью. '
Фетиши короля Гобби играли роль только в важных случаях, и народ прибегал к их помощи как можно реже, потому что король и жрецы налагали такую плату за их милости, что способны были разорить целую семью и даже всю деревню, прибегающую к их покровительству. В каждом жилище были свои особенные фетиши. Когда король Гобби вступил торжественно в свою добрую столицу Матта-Замба, с женами, царедворцами, воинами, с длинным караваном тафии, бумажных материй, ружьями, саблями, старыми штыками, разнообразными костюмами и двумя белыми невольниками, тогда не было пределов общему восторгу. Король с трудом мог пробраться в толпе до своего дворца, осыпаемый цветами и зеленью, которыми щедро посыпался его путь, и вынужден был приказать своим телохранителям разгонять палками верноподданных, спешивших к нему навстречу.
