Джон Биггинс - Под стягом Габсбургской империи
Однако больше всего удивил Старик, линиеншиффскапитан Блазиус Ловранич фон Ловраница. Я с уверенностью ждал неприятностей от этого упрямого, старого и придирчивого командира, ведь его совет об аэропланах я проигнорировал, после чего вернулся с поврежденной ногой, поджав хвост, продемонстрировав тем самым свою глупость. В первый вечер моего возвращения в кают-компанию он обратился ко мне на глазах других офицеров своим рокочущим, пронзительным голосом.
— Ну, Прохазка, вернулись к нам опять, как я погляжу? После случившегося, очевидно, что полеты не для вас.
Я стиснул зубы. Это наверняка превратится в публичное колесование, медленное и методичное в руках умелого палача, с каждым поворотом железного колеса мастерски демонстрируемое восхищенной толпе.
— Покорнейше докладываю, герр командир, что полеты как раз для меня. Просто мне изменила удача.
Он хмыкнул.
— Ну, со времени вашего отъезда я часто обдумывал то, что сказал во время нашей первой встречи. И понимаю, каким старым дураком я был. У меня по-прежнему есть сомнения относительно военно-морского применения самолета. Но, господи, я восхищаюсь силой вашего духа за попытку научиться им управлять. В конце концов, далеко бы мы ушли, спрашиваю я себя, если б никто и никогда не пробовал ничего нового? Все еще бултыхались бы в плоскодонках. И потом, я думаю о собственной легкомысленности в вашем возрасте. Нет, Прохазка, мне жаль, что это закончилось для вас плохо, и я действительно рад, что вы к нам вернулись. Проблема в том, что «Альбрехт» сейчас полностью укомплектован офицерами. Мы не можем вам особо ничего предложить кроме общих обязанностей.
Как оказалось, эти общие обязанности были обычной унылой мешаниной из работ, обычно возлагаемых на сверхштатных лейтенантов на борту линкоров: довольствие, отпуска, рассмотрение жалоб, организация уроков немецкого для кандидатов в старшины, помощь судовому хирургу с проекционным аппаратом на лекции по венерическим заболеваниям.
Я быстро смирился с тем, что болтался где-то между адом и раем корабельной жизни. Однако судьба решила, что еще до окончания недели меня изгонят в чистилище. Это произошло однажды утром в начале марта, сразу после восьми склянок, когда в кают-компании выдавали почту.
— Вот это для вас, Прохазка, похоже на официальное.
Это был темно-желтый конверт из Военного министерства. Пока я вскрывал его, среди собравшихся офицеров повисла тишина, тишина, которая окружает человека, роющегося в кадке с отрубями, где прячут рождественские подарки на ярмарке.
В конце концов я вытащил приз.
Военное министерство Австро-Венгрии (Военно-морской департамент)
26/II/14 Вена
Линиеншиффслейтенанту Оттокару Прохазке, в настоящее время служащему на борту «Эрцгерцога Альбрехта», надлежит безотлагательно прибыть в 8 утра 7 марта сего года на борт...
Дальше лист загибался. Я открыл его и уставился в ужасе.
...речного монитора «Тиса», в настоящее время базирующегося на военно-морской базе Будапешта, и доложить о прибытии капитану корабля корветтенкапитану Адольфу фон Полтлу.
Весомая должность – первый помощник капитана. Не шелохнувшись, я стоял молча, будто проглотил аршин, обескураженный и лишенный дара речи. Дунайская флотилия. Адольф фон Полтл. Ужас, полный кошмар.
— В чем дело, старина Прохазка, плохие новости?
Кто-то подобрал письмо, выпавшее из моих онемевших пальцев. Собравшиеся офицеры хором застонали:
— О боже, нет!... Полтл... «Тиса» ... бедолага!
Потом стенание превратилось в устойчивое, ритмичное скандирование. Полагаю, это один из самых основных человеческих инстинктов - по-видимому, бессердечный, но на самом деле довольно понятный. Когда соплеменник поражен молнией или сожран львом, выжившие должны обратить всё в шутку, поздравив себя с тем, что, по крайней мере, на сей раз это их не коснулось. Вскоре через всю кают-компанию выстроилась процессия. Склонив плечи и надев поверх голов кители, офицеры исполняли роль римских плакальщиц, стонущих хором, пока Кажала-Пиотровский наигрывал на фортепьяно в кают-компании “Похоронный марш” Шопена.
— Ад-ди фон Полтл и Дунайская флотилия, Ад-ди фон Полтл и Дунайская флотилия...
Внезапно открылась дверь. Это был первый помощник капитана, фрегаттенкапитан барон Моравец-Пеллигрини фон Тройеншверт.
— Какого дьявола вы себе позволяете, болваны? — взревел он. Все застыли по стойке «смирно». — К чему весь этот шум?
Кто-то протянул ему моё письмо.
— С вашего позволения, герр фрегаттенкапитан...
Он взял письмо и поправил монокль. Потом медленно закрыл глаза и тяжело сглотнул. Так он простоял несколько мгновений. Затем без единого слова тоже натянул китель на голову и присоединился к процессии, поскольку скорбящие снова начали громко топать по кают-компании.
Даже прибытие на мой новый корабль, казалось, было несчастливым. Я добрался до военно-морской базы Будапешта в назначенный день и час - но лишь обнаружил, что имперский и королевский речной монитор «Тиса» ушел два дня назад, направившись вниз по течению, к городу Панчова в пятистах километрах отсюда, у слияния Дуная и Тимиша вниз по реке от Белграда.
Итак, я отправился следующим речным пароходом, чтобы догнать свой корабль. Но когда на следующий день с багажом в руке ступил на пристань в Панчове, то я узнал, что «Тиса» опаздывает: фактически, исчезла без следа. Не в силах понять, как трехсотпятидесятитонный военный корабль с шестьюдесятью членами экипажа на борту мог исчезнуть на реке в сердце Европы в мирное время, я остановился в Панчове и стал ждать. Два дня спустя канцелярия военно-морской базы получила телеграмму: «Тиса» села на песчаную отмель приблизительно в сорока километрах вверх по одноименной реке, среди заброшенных венгерских равнин и болот, и просит для спасения выслать на подмогу буксир. Буксир в должное время уже отправили, а мне опять оставалось только ждать.
Я считал военно-морскую базу Будапешта довольно тоскливым местом, но её отделение в Панчове оказалось неизмеримо хуже: прибежище нерадивости и халатности, так часто наблюдаемые мной несколько лет спустя на берегу реки Парана в Парагвае. Тогда имперскую и королевскую Дунайскую флотилию многие называли австро-венгерским военно-морским эквивалентом Сибири. Большинство моряков монархии, как офицеры, так и рядовые матросы, попали в кригсмарине, потому что сами выбрали морскую стезю.
В монархии только три призывных округа из ста восьми направляли призывников непосредственно в военно-морской флот. Всем остальным, желающим пройти военную службу во флоте, приходилось вызываться добровольцами. А так как срок воинской повинности во флоте равнялся четырем годам по сравнению с двумя в пехоте, никто в здравом уме добровольно этого не хотел, если только впоследствии не намеревался делать карьеру на море.
