Джек Кавано - Патриоты
— Подумай о малыше, дорогая. К тому же кто-то должен заняться продажей кофе. Ты все затеяла, так почему бы тебе не довести дело до конца?
Пока женщины возились с кофе, лавочник сбежал. Мерси отслеживала каждую покупку, заносила данные в список и считала деньги.
Вид работающих женщин привлек внимание большой группы мужчин. Торговля кофе шла бойко, и покупательницы были этим очень довольны. В ту самую минуту, когда последняя женщина расплатилась за покупку, в складское помещение в сопровождении чиновников ворвался лавочник. Он некоторое время кричал о краже кофе, избиении и похищении. Затем чиновники потребовали от Мерси объяснений, и та обвинила лавочника в сокрытии товара и обмане потребителей.
— А что до кражи, господа… — И он протянула чиновникам деньги и список. — Справедливая цена на кофе, не находите?
Просмотрев бумаги, чиновники вынуждены были с ней согласиться. Лавочника задержали для дальнейшего разбирательства.
Когда Мерси покидала склад, столпившиеся вокруг него мужчины разразились бурными рукоплесканьями. Однако молодая женщина восприняла это холодно.
— Будь вы джентльменами, — сказала она им, — вы бы нам помогли, а не глупо на нас таращились.
Мерси Рид Морган возвращалась домой победительницей. Когда она вошла в гостиную, женщины как раз заканчивали шитье.
— Да что же это такое? — вскричала Энн, увидев невестку, — Мерси, дорогая, что с тобой случилось?
— Я ходила за кофе, — последовал ответ.
— Милая, но ты выглядишь ужасно! Лицо — в грязи, а руки-то, руки!.. Будто ты на складе мешки таскала.
Все члены маленького мануфактурного сообщества сгрудились вокруг молодой женщины.
— Купить кофе было не так-то просто. Намного труднее, чем я предполагала. — Мерси протянула свою добычу Энн. — Но я все-таки купила, и притом за хорошую цену.
С этими словами она рассекла плотное кольцо женщин и начала подниматься по лестнице.
Присцилла наклонилась к Энн и прошептала:
— Может, все это время мы ошибались на ее счет?
Но тут Мерси приостановилась:
— Энн, я хочу немного полежать. Будьте добры, проследите, чтобы меня не беспокоили. Но на обед позовите — я умираю с голода.
— А может, и не ошибались, — добавила Присцилла.
Исав Морган стоял против офицера, занимающегося вербовкой в континентальную армию. Вместе с другими молодыми людьми, только что произведенными в офицеры, он поднял руку и повторил клятву:
«Я, Исав Морган, торжественно свидетельствую, что я не являюсь подданным короля Британии Георга III и не обязан служить ему верой и правдой; подтверждаю, что я не связан с ним более никакими обязательствами; клянусь все свои способности и всю свою волю направить на то, чтобы поддерживать тринадцать колониальных конфедераций Америки, а также защищать их от вышеупомянутого короля, его наследников и правопреемников (либо от его или их верноподданных пособников и последователей). Клянусь не замарать честь мундира офицера континентальной армии».
После событий 19 апреля жизнь Исава дала крутой зигзаг. Неделями он пытался переспорить своих пансионеров — но тщетно. Все они были пламенными пропагандистами революции, ее фанатичными приверженцами. За это Исаву следовало благодарить брата, неожиданно появившегося на пороге пансиона и рассказавшего студентам о столкновениях с англичанами. Поначалу Исав склонен был приписывать подобные настроения только незрелым, восторженным умам. Однако после событий в Лексингтоне и Конкорде он обнаружил, что революционными настроениями заражены все колонии и что даже непреклонные лоялисты, самые утонченные и эрудированные умы Гарварда, страдают патриотической горячкой.
В воскресный полдень после утренней службы — в церкви как раз была произнесена очередная тирада против короля и парламента, изобиловавшая цитатами из Ветхого Завета, в которых говорилось о необходимости свободы для людей Божьих, — Исав прогуливался по берегу реки Чарльз, несущей свои воды мимо величественного белоколонного дома Морганов. Молодой человек вошел в прохладную тень деревьев, опустился на землю и прислушался к тихому плеску волн. Он сидел близ реки до тех пор, пока не решил следующее:
Во-первых, после разговора с Мерси мысль о переезде в Англию потеряла для него всякую привлекательность. К тому же если он останется в Америке, а с Джейкобом что-то случится, отношения с Мерси могут наладиться.
Во-вторых, конфликт между метрополией и колониями неминуемо завершится войной. Правда, Континентальный конгресс послал королю символ мира — «оливковую ветвь»[26], но надеяться на то, что она будет принята, глупо. Только что был отвергнут план по мирному урегулированию лорда Норта[27] и принята Декларация о причинах и случаях необходимого применения оружия; кроме того, Конгресс назначил главнокомандующим колониальной армией вирджинского плантатора Джорджа Вашингтона[28].
В-третьих, если сопротивление окажется упорным (хотя о победе колониальных войск и думать-то смешно), Англия будет вынуждена вступить в переговоры.
И наконец, последнее: ему надо определиться, на чьей он стороне. Занимать нейтральную позицию опасно. В одном отец прав. Будущее их семьи здесь, в Америке. Впрочем, как и его, Исава, будущее с Мерси.
Основание для принятия решения о вступлении в континентальную армию у Исава Моргана было одно: вынудить власти Англии принять отвечающее интересам обеих сторон соглашение. По крайней мере, так он говорил знакомым. Благодаря своему образованию и возрасту, он был произведен в офицеры и принят в полк, которым командовал полковник Бенедикт Арнольд[29].
Глава 10
Летом 1775 года Джордж Вашингтон, прибыв в Кембридж для того, чтобы вступить в должность главнокомандующего континентальной армии, обнаружил, что почти семнадцать тысяч мужчин жили в совершенно недостойных для людей условиях. Их небольшой, возведенный на скорую руку лагерь состоял из землянок, палаток и сколоченных из подручного колья хибар. Большинство солдат имели при себе одну смену одежды — как правило, домотканые шерстяные штаны, льняную рубаху и кожаный жилет. Вооружены они были самодельными кремневыми ружьями, собранными из старых мушкетов. Денно и нощно эти люди волновались о своих семьях.
Дисциплины не было никакой. Командный состав состоял из нескольких офицеров и необученных сержантов. Вашингтон был неприятно поражен тем, что офицеры враждующих сторон то и дело переговаривались между собой через заграждения. Наблюдались случаи трусости и несоблюдения субординации.