Александр Зеленский - Чекан для воеводы (сборник)
— Какая печальная история, — неожиданно расчувствовался граф, хлюпая носом. — Отрезать голову у живого человека, пусть даже негодяя, каких свет не видывал — это слишком! Так жестоко поступить… Постойте-ка, — вдруг протрезвел на минуту Орлов, — значит, клады Дансера все еще в земле? И у вас, поручик, имеется карта их местопребывания, местонахождения… Тьфу, неладная!..где они зарыты?
— Совершенно верно, граф! — согласился гусар, которого все больше раскачивало в разные стороны, как маятник и он прилагал грандиозные усилия, чтобы не сверзиться со стула на пол.
— В таком случае мы отправимся с вами добывать эти клады, как только… — граф почесал затылок. — Как только представится возможность. А сейчас вам нужно отдохнуть. Вы побледнели от усталости… Дормидонт! Смежную спальню для господина гусара!
— Бог жестоко карает таких грешников, как этот Симон Дансер. Зато с осужденными невинно он бывает очень милостив… — пробормотал гусар, когда Дормидонт тащил его из обеденной залы.
Однако Петр Громов, прежде чем лечь в постель, нашел в себе силы проверить свой дорожный сундук, в котором хранилось несколько гусарских мундиров, принадлежавших разным полкам, которыми он обзавелся еще на царской службе. И хотя служил он в одном из старейших гусарских полков — Мариупольском, побился об заклад с одним «генералом от инфантерии», как называл себя пехотный премьер-майор по фамилии Поприщин, с которым гусар частенько выпивал на «зимних квартирах», что он отыщет средства на пошив сразу нескольких мундиров самых прославленных гусарских полков. И свое слово сдержал, разорившись при этом в конец. Хорошо еще, что кончина бездетного дядюшки, которого он и видел всего однажды, подоспела ко времени и он сумел расплатиться с долгами и выйти в отставку минуя позорного разжалования в рядовые.
Мундиры, чуть побитые молью, были на месте. Под ними хранились бумаги убитого француза, которые Громов тщательно проверил. Все было на своих местах.
— Слава тебе, Господи! Благодарю тебя, Всемилостивейший Человеколюбец, что караешь грешников и милуешь невинных, — помолился гусар на образ Спаса в углу и, не раздеваясь, на это просто не было сил, упал на мягкую постель, захрапев тут же, как иерихонская труба.
…Воевод было трое. Звали их Непотиан, Урс и Ерпилион. В царствование императора Константина Великого во Фригии вспыхнул кровавый мятеж. Император отправил своих воевод с войском на кораблях усмирить это вооруженное выступление. Но сразу доплыть до Фригии воеводы не смогли. Добравшись до Ликии, они потребовали у жителей адриатического побережья съестные припасы, ничего за них не заплатив. Местные жители, возмущенные подобным обманом, напали на подгулявших воевод в местечке Плакомат и основательно побили их охрану.
В тот же день и час, когда вершился этот бой, узнал о нем святитель Николай — архиепископ Мир Ликийский. Сразу же отправившись туда, он усмирил кровавые страсти и утихомирил трех воевод. В то же время архиепископ проведал о несправедливости градоначальника Мир Евстафия, который, воспользовавшись отсутствием в городе архипастыря, решил расправиться со своими личными врагами, приговорив их к смертной казни. Тут же Божий угодник поспешил в местечко Лев, где на Диоскуровом поле вот-вот должно было произойти смертоубийство невинных людей. Он уже находился у церкви святого Крискента, когда увидел, что трое осужденных уже стоят на коленях, руки их связаны, лица закрыты, а вытянутые шеи ожидают смертного удара. Меч был занесен и… вырван из рук палача святителем Николаем.
При этом действе присутствовали и трое императорских воевод, подивившихся силе и власти архиепископа Мирликийского. Не ведали они, что власть та дана не людьми, а самим Господом Богом за самоотверженное служение Ему святителя Николая. Не знали они и того, что очень скоро самим этим воеводам потребуется помощь Божьего угодника.
Непотиан, Урс и Ерпилион вернулись из Фригии, увенчанными лаврами победителей, но не долго праздновали они победу, завистники оговорили их перед императором и Константин Великий отправил всех троих на плаху, толком не разобравшись в обвинениях. И всенепременно отрубили бы им головы, если бы один из воевод, а именно Непотиан, вспомнив о делах чудесных святителя Николая, взмолился: «Боже Николаев, избавивший трех мужей от напрасной смерти, призри ныне и на нас, ибо у нас нет помощника среди людей… Господи! Возьми нас из рук тех, которые ищут наших душ. Поспеши нам на помощь!..»
И молитва их была услышана. По велению Человеколюбца, святитель Николай явился во сне императору Константину и грозно сказал ему:
— Освободи из темницы трех воевод, потому что они неправедно осуждены и невинно страдают. Если же ты не послушаешь меня и не отпустишь их, то воздвигну такой же мятеж, как во Фригии, и ты погибнешь».
Разобравшись досконально в обвинениях и поняв, что они несправедливы, император сразу же освободил оклеветанных воевод, сказав:
— Вы свободны, но не я дарую вам жизнь, а великий служитель Господень — святитель Николай, которого вы призвали к себе на помощь. идите же к нему, поблагодарите его и от меня скажите, что я исполнил повеление его».
При этом Константин Великий послал архиепископу Николаю Евангелие и многие другие дары для его церкви.
…Продрав глаза, Петр Громов несколько минут сидел на постели, вспоминая до мельчайших подробностей то, что увидел во сне. Но святитель Николай творил свои чудеса столь явно и зримо, что отставной поручик никак не мог разобраться, что являлось бытием, а что сновидением. «Похоже, жизнь наша — один тяжкий сон, а благодать Божья и Его святых угодников — полная явь и правда, в которые просто нельзя не верить», — подумалось Громову.
А тут он еще услышал разговор в соседней комнате из-за приоткрытой двери. Говорили между собой граф Орлов и его слуга Дормидонт.
— Опять святого батюшку сподобился увидеть, — хрипел граф. — Принеси квасу испить!
— Неужто самого Николу Угодника? — удивленно вопросил Дормидонт.
Послышались смачные глотки.
— Его, чудотворца нашего драгоценного. Ты же знаешь, он мне с детства снится… Надо бы молебен ему заказать, чтобы отслужили. Завтра ведь четверг…
— Уже сегодня! — напомнил Дормидонт.
— На утреню пойдем и на обедню… — пообещал граф Алехан.
«Неужели граф видел тот же сон, что и я? — поразился Громов. — Но такого просто не бывает… Чудны дела твои, Господи!»
Подумав так, Громов опять прилег, повернулся на другой бок и захрапел, но теперь уже без сновидений.
III
